— Ладно, пойдем осмотримся наверху, — сказала Катриона. — Там должен быть его рабочий кабинет. Может, в нем мы найдем что-нибудь полезное.
Гомез несколько мгновений смотрела на нее в упор, потом развернулась и пошла назад по коридору. Катриона постоянно держала ее под прицелом. Ступеньки скрипели под их ногами, как деревянная палуба старого корабля; ковер был старым и выцветшим, цветочный рисунок до того вытерся, что было почти невозможно разглядеть в нем цветы. Гомез дошла до самого верха и остановилась. Катриона встала тоже.
— Что-то не так?
— Нет, все в порядке. Здесь две двери справа и одна слева. Они все закрыты, так что я не знаю, которая ведет в его офис.
— Попробуй сначала ту, что слева.
Гомез отвернулась, а Катриона стала взбираться по оставшимся ступенькам. Она опоздала всего на секунду с осознанием того, какую ошибку совершила. Она ожидала, что Гомез пойдет вдоль лестничного пролета, но та поступила иначе. Вместо этого она сделала шаг в сторону и замерла, теперь она была слишком близко. Гомез резко крутанулась и набросилась на нее. Катриона попыталась отступить назад по лестнице, и это была ее вторая ошибка, поскольку она потеряла равновесие. Она вспомнила про пистолет и начала поднимать руку, но было слишком поздно. Гомез налетела на нее, и сила притяжения взяла свое. Верх и низ перепутались, пока она скатывалась по ступенькам, прежде чем неуклюже приземлиться у подножия лестницы и остаться там лежать бесформенной кучей.
В какой-то момент ее глаза закрылись; потеряла ли она сознание или нет, в этом она уже не была уверена. Что она знала наверняка, так это то, что когда ее глаза снова открылись, Гомез стояла над ней, направив на нее дуло пистолета. И снова Катриона не могла думать ни о чем, кроме глушителя. Ее голову наполняла мешанина из мыслей, и ни от одной из них не было проку. Должен был быть какой-то выход из ее положения, но если он и был, она понятия не имела какой. Страх был больше ее самой и не давал думать связно. Она открыла было рот, но прежде, чем успела произнести хоть слово, Гомез прижала палец к губам.
— Сделай нам обеим одолжение и не пытайся умолять.
— Не у-убивай меня, — выдавила из себя Катриона.
Гомез выпрямила руку, в которой держала пушку. Она чуть поменяла позицию, прицеливаясь.
— Я же сказала тебе: не пытайся умолять.
— Извини, — затараторила Катриона; застревавшие прежде слова теперь хлынули потоком. — Тебе нет необходимости убивать меня. Мы можем прийти к соглашению. Должно быть что-то, что я могу для тебя сделать. Может быть, деньги? Я могу достать денег.