– В вашем районе действует серийный убийца. Он убивает иностранцев. Нужно эвакуировать всех, срочно.

Широков смотрит на нее, будто она сморозила глупость.

– Тогда лучше сразу под паровоз всем! Мы за счет туристов живем! И не сказать, что они в очередь выстраиваются! Мы из кожи лезем, чтоб их хоть чем-то заманить, фестиваль калача каждое лето проводим. А теперь их сюда никакими калачами не заманишь! Какие тут, на хрен, туристы, какой инвестиционный климат, если мы их жжем! Замороженных!

На дороге у поля – на месте первого преступления – стоят машина Есени, «Лада» местных ментов и машина Жени. Он привез из города Самарина, с мечтательной улыбкой разглядывающего поле, края которого теряются на горизонте в тумане.

– Планирую дом купить в деревне. Потом как-нибудь. Не дачу, а именно дом. В деревне. В глухой. Посконной такой. Заброшенный. – Самарин озирается по сторонам.

– Искать долго не придется. У нас полрайона этого добра. – Каховский улыбается.

– Что скажешь? – Женя обращается к Есене.

– Убийца организован. Следов не оставляет. Тела транспортирует в замороженном состоянии.

– Зачем? Замораживает? А зачем сжигает?

– Чтобы убрать следы заморозки, вероятно.

– А почему иностранцы? Ему наших мало?

– Не знаю, может, ты скажешь?

Женя усмехается, решив пропустить мимо ушей.

– Какой мотив? Из-за денег?

– Вряд ли у них много денег было. Обычные работяги. Это что-то другое, личная какая-то боль…

– Патриот?.. Сейчас начнется, из каждого утюга… Психолог, может, что-то скажет? Примет, так сказать, участие?

– Может быть реакцией на пропагандистский психоз. Впечатлительному, не совсем здоровому человеку навязывают образ врага. И патриот убивает, защищая Родину.

– Если это псих, убил бы топором. Он идет на дополнительный риск, для него важен ритуал. Он оставил тело под дождем. Мог вернуться. Но не стал. Ему все равно, что тело нашли. Француза вообще не сжег. Отпустил.

Женя отходит в сторону от остальных. Приглашает Есеню. Она идет за ним. Здесь их не могут слышать.