Деревянная лестница была крутой, как стремянка, а стены сходились так тесно, что Полю казалось, будто он движется в трюме старинного испанского галеона. Колено дергало, но он карабкался по скрипучим ступенькам с Мартини на запятках. Истина была там, только руку протянуть, и он не собирался сдаваться сейчас. Слышался звук таймера, включающего освещение.

Двое мужчин добрались до седьмого этажа. Молча взяли на изготовку свои «зиг-зауэры». На лбу Мартини проступили капельки пота. Он умирал от страха.

– Ты нормально? – тихо спросил Поль.

– Нам следовало предупредить спецгруппу. Мы делаем глупость.

– Это мне судить, а не тебе.

Мартини заткнулся. Поль приложил ухо к двери: ничего. Неужели Абержель сбежал? Он едва успел постучать, как услышал щелчок в круглой входной ручке, и створка отошла под его толчком. Он обменялся быстрым взглядом с напарником: их ждали.

Прихожая была заставлена пластиковыми ящиками, цирковой бутафорией, собранными в кучи разноцветными костюмами. Затаив дыхание, Поль шагнул через порог, выставив оружие вперед:

– Андреас Абержель? Национальная жандармерия!

Никакого ответа, ни малейшего поскрипывания паркета. Движением подбородка капитан дал знак Мартини, что в следующий момент они двинутся вперед. Держась начеку, жандармы миновали крошечную кухоньку, где еще стояла тарелка и лежали грязные столовые приборы. Слева пустая спальня. В конце коридора открылась большая комната-мезонин, кресла, висевшие на стенах полотнища синей, зеленой и красной ткани, стол, скамьи разнообразной формы. Мастерская фотографа.

Мгновенно два ствола направились на совершенно голого мужчину, сидевшего в позе лотоса на огромном куске белоснежной ткани. Его тело было безволосым, молочной белизны. Череп, также обритый догола, блестел в свете многочисленных спотов. За его спиной было натянуто другое белое полотнище, похожее на киноэкран. Вокруг стояли зонты отражателей, на мужчину была направлена камера и два фотоаппарата на штативах.

– Я знал, что вы придете…

Поль сделал два шага в сторону Абержеля, держа того на прицеле. И тогда он увидел руки художника. В одной из них тот держал пульт. В другой – короткоствольный пистолет, легкий и компактный. Отточенным движением художник поднес оружие к краю нижней губы, ровно на уровне середины подбородка, наклонив дуло кверху. Его указательный палец лег на курок. Он казался безмятежным, словно буддист, полностью погрузившийся в медитацию.

– Я тут глянул, перед самым вашим приходом, – заявил он совершенно спокойно. – Знаете, сколько их, подключенных к камерам в этот самый момент? Больше семидесяти тысяч. Семьдесят тысяч анонимов, которые наверняка сейчас с нетерпением ждут, когда же я разнесу себе мозги и создам мою последнюю коллекцию фотографий: своей собственной смерти. Я хотел бы дождаться сотни тысяч, но вы уже здесь. Похоже, придется поторопиться.