— Тут слишком сыро, — говорит Кристиан. Он стоит, прислонившись к окну, и смотрит наружу. — Всё в снегу. Развести огонь практически невозможно.

Вместо ответа я выразительно смотрю на дымящийся «Хаммер».

— Когда мы были детьми, у него пару раз были проблемы из-за того, что он баловался с горючими веществами, — голос Кристиана преисполнен отвращения. — Интересно, сколько раз он не попался…

— Мы не видим его, — докладываю я Мерси вниз.

— Продолжайте искать. Он где-то рядом, — командует она. — Видите его машину?

— Еле-еле. Только фары, — отвечаю я.

Из окна напротив виден сарай. Дыма нет. Это вселяет слабую надежду, что Морриган пока невредима.

— Габриэль уже не ребенок, — говорю я Кристиану. — То, что он сделал, — непростительно. — Слезы обжигают щеки. Горло сдавливает. — Моя мать…

Больше говорить я не могу.

Кристиан, кажется, тоже готов расплакаться.

— Мне очень жаль, Саломея. Я знаю, как дорога тебе была Оливия…

— Мне нравился твой отец. Я всегда надеялась, что вы восстановите прежние отношения. Я пыталась образумить его.

— Он упрямый.

Как и его сын.

— Почему ты не рассказал, что он мой отец? — шепчу я. — Ты знал это столько лет…

Кристиан не поворачивается от окна, не желая встречаться со мной взглядом. Даже со спины я могу разглядеть в нем отцовское упрямство.

— А ты не говорила, что дружишь с моим отцом. С человеком, который практически отрекся от меня, — огрызается он.

— Это не то же самое, и ты это прекрасно понимаешь.

У Кристиана хватает совести кивнуть, признавая мою правоту. Заметно, что он борется сам с собой, желая открыть правду.