Светлый фон

Акуцу подышал на пальцы, державшие карандаш. Из-за холода его почерк стал неровным.

Мотивы Тацуо были бессмысленными, но и мотивы Икусимы оказались пустыми.

Они ожидали, что это преступление станет грандиозным предприятием и потрясёт основы общества, — но, когда всё случилось, оказалось, что ничего особенного и не случилось, кроме глупости. Нет, вернее, не так. В том, что такие ничего не представляющие собой люди устроили подобное преступление, и была настоящая глупость.

— Что рассказывал Икусима-сан, когда приехал в Лондон?

— Мы были в таких отношениях, что не скрывали ничего друг от друга, поэтому он признался, что находится в бедственном положении. Я подумал, что не просто так Икусима в его ситуации приехал в Лондон — наверняка у него есть ко мне важный разговор. Тем не менее я был крайне удивлён, когда он, бывший полицейский, прямо предложил мне стать соучастником в преступлении.

— Что он сказал?

— «Нанесём удар по богачам».

— Сонэ-сан, что вы подумали, услышав эти слова?

Тацуо вынул руки из карманов и расстегнул молнию на горле до уровня ключицы. Акуцу же, напротив, потуже намотал шарф.

— Давно я не был так… воодушевлён.

— Воодушевлены?

Было неожиданно услышать такие слова от довольно циничного человека, живущего в Англии.

— Отец был убит несправедливо, но отношение общества к его смерти не изменилось. Компания и не думала снимать с него клеймо «крайне левого», тюрьма допустила малодушное самоубийство одного из преступников, а полиция даже не смогла арестовать остальных нападавших. В результате появился ничтожный человек, который, чтобы дать выход своему гневу, посвятил всё своё время насилию и, ища этому оправдание, только и мог, что бесконечно резонёрствовать. Этот человек — я. Если рассуждать с позиций нынешнего дня, наверное, после приезда в Англию был шанс всё исправить. Но, разочаровавшись в идеях социал-демократии и относясь с презрением к основанному на противодействии им неолиберализму Тэтчер, я не испытывал никаких чувств к народу, который в конечном итоге стал единым благодаря войне, да так и продолжал жить, не пустив корней. Какими бы ни были причины и обстоятельства моего побега, но жизнь моя нисколько не отличалась от той, какую я вёл в Японии. Такие люди, как я, где бы ни находились, ничего не могут добиться.

— Раз вы ничего не можете добиться, почему же не отказались от предложения Икусимы?

Тацуо замолчал, словно задумавшись. Перед собором фотографировалась группа европейцев.

— Думаю, из-за того, что Икусима-сан придерживался диаметрально противоположных взглядов. Он говорил мне, считавшему себя ни на что не способным, что хочет получить всё. Я был поражён таким сильным желанием, и в то же время, хотя это может показаться странным, его слова были для меня как вспышка пламени. Икусима-сан верил, что общество, в котором он живёт, — непременная основа и для статуса, и для того, чтобы сделать детей поводом для гордости. И я подумал, что в таком случае, возможно, и я что-нибудь смогу. Другими словами, даже потеряв веру в общество, я покажу всю его бессодержательность человеку, у которого есть вера.