Здесь тоже было на что полюбоваться: и маленький макет часовни в Мани с трогательным крошечным аутодафе, и сцены баталий между конными конкистадорами и устроившими засаду индейцами, и первое издание книги «Сообщение о делах на Юкатане» за авторством настоятеля исамальского монастыря. Однако я чувствовал, что мне пора идти дальше.

Помещение, посвящённое Конкисте, заканчивалось неприметной дверкой. Рядом висели стрелки указателей: «Дирекция» и «Пантеон». Дойдя до комнаты с надписью «Директор», я безрезультатно подёргал ручку и вернулся к развилке. Оставался пантеон…

Этот коридор выглядел совсем иначе, и более всего напоминал энный этаж какого-то учреждения или научного института. Крашенные бежевой масляной краской стены, кабинеты с табличками: «Ах Кинчил», «Болон Цакаб», «Эк Чуах»… На некоторых было по два или три имени. Все они были крепко заперты. Я шёл мимо них довольно долго, насчитав не меньше сотни, пока не уткнулся в лифтовую дверь. Рядом с ностальгического вида прозрачной кнопкой вызова, внутри которой при нажатии оживал алый светлячок, было выгравировано: «Ицамна».

Лифт — старый, с двумя внутренними деревянными дверцами, складывающимися гармошкой, громыхнул, когда я вошёл внутрь, и гостеприимно зажёг слабую лампу под круглым плафоном. В нём была всего одна кнопка — и ни цифры, ни надписи. Что ж, зато невозможно ошибиться.

Когда он, лязгнув, пополз вверх, я попробовал прикинуть, сколько этажей может быть в здании музея. Где-то восемь, самое большее — десять.

Прошло три, пять, двадцать минут, а он всё поднимался и поднимался, скрежеща заржавевшим механизмом; лампа иногда гасла, но после загоралась вновь, и я устал уже считать минуты и удивляться, а лифт всё тащился — выше, выше…

Потом он вздрогнул и встал. Это произошло так неожиданно, что я перепугался: застрять где-то на уровне вершины Джомолунгмы было бы сейчас очень некстати.

Попробовал выбраться — дверцы распахнулись; я очутился на забросанной окурками лестничной площадке, выложенной мелкой коричневой плиткой. Передо мной была скучная дверь с приклеенной к ней пластмассовой табличкой — белой с чёрными буквами, из тех, на которых в поликлиниках пишут обычно «Терапевт» или «Окулист».

На этой значилось: «БОГ».

Я постучал.

Las Conversaciones con Dios

Las Conversaciones con Dios

— Открыто, — послышался негромкий, удивительно знакомый голос.

Затаив дыхание, я приотворил дверь и робко заглянул внутрь, готовый увидеть там решительно всё, что угодно — от райского облака и церемониальной комнаты индейского храма до каморки музейного смотрителя, обладающего специфическим чувством юмора.