— Господи, да и Бог с ними, ну если хочешь, усыновим. Возьмём из детдома. Это не проблема.

— До тебя доходит, как до жирафа, — в голосе Миланы послышались раздражённые нотки. — Ты же принадлежишь тому же роду, что и Григорий. Ну, если он действительно твой троюродный брат.

Я откинулся на спинку стула, задумался. Милана права. Конечно, в родовые проклятья я не верил, раньше, по крайней мере. Но встреча с Кастильским изменила мою точку зрения на этот счёт. Я взял с подноса булочку, откусил кусочек, запил кофе.

— Ладно, все эти проклятья — хрень собачья. Не заморачивайся. Ты же сама в это никогда не верила. Чего сейчас боишься?

Милана нахмурилась, достала из пачки сигарету — верный признак того, что нервничает.

— Олег, я верю в проклятья. Артисты — народ очень суеверный. Но я не хотела выглядеть в твоих глазах дурочкой.

— Милана, — я нежно погладил её по руке. — Это случайное совпадение. Если бы Григорий не ввязался в неприятную историю, этот мерзавец его не заказал бы. Гришка до ста лет мог прожить, и наплевал бы на все проклятья.

— Возможно, — не стала спорить Милана. — Олег, как ты все-таки понял, что всем верховодит Розенштейн?

— Я и раньше догадывался, но затем получил подтверждение от него самого — подслушал разговор Мельгунова и Розенштейна. Они страшно ругались, пыль столбом стояла. Мельгунов был в ярости, я думал, его удар хватит, — насмешливо объяснил я.

— И чем же он был так не доволен на этот раз?

— Он орал: «Ты опять обманул меня, как с Северцевым! Подсунул Милану вместо Верхоланцева! За что я плачу тебе такие бабки! Ты решаешь за мой счёт свои проблемы!», — театрально кривляясь, проговорил я. — А Розенштейн ему возразил, мол: «Я и твои проблемы решаю. Так что заткнись и бери, что есть». А Мельгунов громче завизжал: «ты специально подстраивал несчастные случаи с Миланой, хотел убрать её. Заставил сказать Верстовскому, что он-де жениться собрался на Милане, чтобы он решил, что мы с Миланой в сговоре».

— Действительно, ты мог так подумать, — задумчиво проронила Милана. — Никто не знал, кроме нас двоих, что я хочу уйти к тебе. Я никому не говорила. Почему же ты не поверил?

— Вначале поверил. Но затем представил, какого черта так все сложно? Если бы ты сказала мне напрямую: «убей моего мужа, и я буду твоей», я бы это с удовольствием сделал. По крайней мере, поначалу, когда у нас с Верхоланцевым были натянутые отношения. Но выстраивать такую хитрую комбинацию, рисковать своей жизнью? Глупо. И, кроме того, я ведь знал, что Розенштейн приставил ко мне своих шпиков, так что они могли подслушать наш разговор, передать своему боссу, ну а тот уже сказал Мельгунову.