Ей с трудом удалось улыбнуться.
— Приятная пожилая супружеская чета. Я думаю итальянцы. Чем они тебе не понравились?
— В том-то все и дело. Они чистые, ухоженные, порядочные, милые, богатые старые люди. И все же у меня все в желудке переворачивается, когда я нахожусь вблизи них.
— У тебя морская болезнь.
— Нет, и я думаю, ты тоже об этом знаешь. — Он повернулся к ней. — Я заметил это еще раньше. Сначала у кровати старика в Вене, потом пару раз в поезде на обратном пути в замок. Как только ко мне приближается кто-то, кто старше меня, скажем так, лет под семьдесят, у меня появляется такое чувство будто меня тошнит. — Он прервался и прищурился, когда на них дунул особенно сильный порыв морского бриза. — Я наблюдал за тобой, Аура. И мне кажется, с тобой происходит то же самое.
Не было смысла обманывать его.
— Ты прав, — согласилась она. — Такое впечатление, — некоторое время она подыскивала подходящие слова, — будто бы кто-то водит по желудку, но только без боли.
Он схватил руку Ауры и притянул её к себе.
— Я хочу, чтобы ты сказала мне правду. Что это за штука, та, что мы оба курили?
— Ты же сам уже давно знаешь, или я не права?
Он отпустил её руку.
— Значит, все-таки я не ошибся.
— Когда я испытала ее на себе, я, как и ты, пробыла двое суток без сознания. Если бы я не отдала распоряжения не беспокоить меня в лаборатории, то, наверное, проснулась бы в склепе. Позже я испробовала это средство еще на паре крыс. Оно остановило все их жизненные функции. Будто зверей положили на лед.
— Но это только побочное действие, — тихо сказал он, словно опасаясь, что ветер может донести через море его слова до Лисандра.
— Если бы я знала…
— В воспоминаниях детей Моргант и все другие тамплиеры носят доспехи. Если бы этот переезд произошел пятьдесят или шестьдесят лет тому назад, то доспехи были бы уже немного не модными, ты не находишь?
— Я уже много дней об этом только и думаю, — призналась она.
— Последние доспехи использовались в эпоху Ренессанса, максимум во времена тридцатилетней войны, но ведь это почти триста лет тому назад.
— Я знаю! — набросилась она на него, но её гнев в действительности был направлен не против Кристофера. Намного больше её приводила в ярость собственная неспособность принять правду.
Кристофер оставался внешне спокоен, но колебания в его голосе показывали, что он тоже сбит с толку.