Лика жарко схватила его за руку:
– Твоя бабушка завещала тебе наследство! И это завещание – у меня!
Вадим задумчиво посмотрел на жену.
– Я же сказал ей… – прошептал он, – что никакие сокровища не могут заменить любовь. И тепло родных.
Лика положила голову ему на плечо.
– Я не знал ни отца, ни матери, – продолжал Вадим, и голос его дрогнул. – Всю свою жизнь я мечтал только об одном: чтобы в один прекрасный день отдать все, что у меня есть, за нежный взгляд, теплое слово, одну-единственную встречу… с ними. Всю свою жизнь я ждал… любовь.
– И вот у тебя есть я, – прошептала Лика.
За стеклом иллюминатора медленно уползали в туманную рябь рваные хлопья умирающей ночи. Новый день расталкивал локтями полусонную Москву, и она, зябко ежась, спешила спрятаться под крыло стальной птицы, уносящей Вадима и Лику далеко-далеко от нее…
– Вадим, – Лика достала из сумочки плотный конверт, – бабушка передала тебе письмо.
Он подержал на ладони послание, словно пытаясь угадать спрятанную в нем боль, и испуганно поднял глаза на жену.
– Мне… не по себе. Сердцу так… тревожно.
Лика погладила его по плечу:
– Ничего не бойся… Все самое страшное уже позади. В
Вадим еще секунду сидел неподвижно, потом вздохнул и развернул сложенный вчетверо лист.
Первое, что бросилось ему в глаза, – это таинственная птица с распростертыми крыльями, застывшая внутри плетеного круга.– Вадим, – Лика достала из сумочки плотный конверт, – бабушка передала тебе письмо.
Он подержал на ладони послание, словно пытаясь угадать спрятанную в нем боль, и испуганно поднял глаза на жену.
– Мне… не по себе. Сердцу так… тревожно.
Лика погладила его по плечу:
– Ничего не бойся… Все самое страшное уже позади. В
Вадим еще секунду сидел неподвижно, потом вздохнул и развернул сложенный вчетверо лист.