Я бежала долго-долго и до тех пор, пока окончательно не выдохлась и не упала к подножию черной сосны, меня не покидало ощущение дурного сна, в котором я оказалась по чьей-то злой воле и из которого никак не могла сбежать.

Я пробиралась сквозь хвойную рощу, не осмеливаясь оборачиваться, не думая кричать. Со страхом, наполняющим мою душу, с надеждой, вытравливаемой из нее…

Пленка остановилась, щелкнул выключатель, и диктофон затих. В почти невероятной тишине тихо поскрипывала старая кассета.

Дочь повернулась к отцу.

По мере прослушивания Тэо замечал, как менялось лицо писателя. Оно то искажалось в гримасе недоумения и ужаса, то становилось мягким без каких бы то ни было примесей печали, то раскалывалось на две половинки полуулыбкой-оскалом, олицетворяя две стороны его «я», одна из которых всегда была явью, вторая – стала ей только недавно, после аварии и последовавшим за ней забытьем.

Авария и контузия убедили писателя в том, в чем совсем недавно он еще сомневался. Оказывается, и вампиры могут страдать после столь сильных ударов, если они затрагивают ту область мозга, которая отвечает за память. Память – вот единственный инструмент разума, который нужно хранить особенно бережно. К сожалению, осознание этого пришло к нему слишком поздно.

Никакие физические увечья не могли остаться на теле писателя. Ссадины и ушибы, синяки и переломы – все это проходило в течение суток. Но память… ее невозможно было восстановить так быстро. Она дала сбой на тот промежуток времени, который понадобился его мозгу, чтобы прийти в себя. Только теперь он начал потихоньку вспоминать. С трудом и головными болями, мучительно и долго, но процесс уже пошел. Работа эта была чрезвычайно тяжелой, но, кажется, выполнимой.

Он вспомнил, как, находясь в шоковом состоянии, убил братьев Бриль и Магду, а потом как ни в чем ни бывало вернулся в отель и лег спать. Проснувшись, он уже ничего не помнил. Ни того, что совершил, ни того, что сам уже давно не человек.

Когда голос на пленке закончил говорить, лицо его потеряло все выражения и стало обезличенным и тусклым. Серая тень пустоты легла на него, съедая остатки живого.

– Господи, этого не может быть… – прошептала Анна.

Виктор сделал шаг и положил клинок на стол.

– Теперь пришла твоя очередь выбирать, мудрец.

Человек, призванием которого являлась охота на вампиров и их последующее истребление, впервые в жизни задумался над тем, стоит ли ему вонзать клинок в сердце одного из них.

– Скажи, что ты не притворялся, путешественник.

– Я не притворялся, – Виктору трудно было выдерживать тяжелый взгляд мудреца. – Я действительно все забыл. Теперь убьешь?