Я спросил, какие именно цветовые впечатления порождает у него в воображении поэзия По, и Бейнбридж ответил:

– Впечатления красного цвета вообще не сохранилось в памяти. Преобладает черный, более или менее густой; но в данную минуту мне живо видятся краски практически любого пейзажа, в котором отсутствует красный цвет и который открывается взору лунной ночью, в вечерних сумерках или пасмурным днем. И все же, за единственным исключением, музыка и вообще любые звуки никогда не оставляли в моем воображении цветового впечатления, а упомянутое исключение составляют определенные тона скрипки, порождающие в моем сознании образ лилового цвета. Поскольку я незнаком с профессиональным языком художников и музыкантов, я могу попытаться описать эти впечатления лишь своими словами. Я излагаю лишь свое мнение и отнюдь не категоричен в своих суждениях о поэзии. Заключенные в стихах По аллегории нам необходимо разгадать, каждому на свой лад. Для меня лично они не представляют загадки – и несомненно, любой другой человек скажет то же самое; однако при сравнении наши трактовки окажутся совершенно разными.

Но сколь бы высоко Бейнбридж ни ценил поэзию По, среди прозаиков он ставил последнего еще выше, чем среди поэтов. Как я говорил, я сам являюсь страстным поклонником По. Его прозу я всегда считал поистине гениальной – неким явлением, по выражению Бейнбриджа, «превосходящим искусство и подкрепленным самым совершенным мастерством». Но когда мы заговорили о прозе По, Бейнбридж сумел выразить словами все мои чувства и раскрыть и объяснить природу гениального дара этого автора, которую я прежде не понимал полностью.

Затем я спросил Бейнбриджа, что именно в прозе По его столь сильно восхищает.

– Поразительным даром к сочинению коротких рассказов, – сказал Бейнбридж, – на мой взгляд, он в значительной мере обязан своему научному воображению – каковое качество (сколь бы странно ни звучало подобное заявление), будучи направленным в другое русло, превращает человека в великого физика. Я нахожу неверным утверждение, что Ньютон открыл закон всемирного тяготения. Ньютон сначала вообразил факт существования некоего закона всемирного тяготения, а потом приступил к поиску доказательств данного закона и совершил открытие с помощью второго отличительного свойства истинного гения, а именно, неуемной умственной энергии, способности к усиленной работе мысли и тяжелому нервному напряжению. Ньютон открыл закон всемирного тяготения в том же смысле, в каком Колумб открыл Америку: Колумб сначала вообразил себе Америку, а затем начал собирать вещественные доказательства своего убеждения, открыв Багамские острова. То же самое качество – научное воображение – в случае с По послужило к появлению «Низвержения в Мальстрем», «Убийства на улице Морг» и прочих рассказов. И такого рода воображение открывало перед ним верные знания в области не только физики, но и метафизики, и потому он обладал безошибочным «интуитивным» пониманием природы и характера деятельности как здорового, так и больного ума. В «Падении дома Ашеров» душевная болезнь описана настолько достоверно по существу и по форме внешнего проявления, что, чем лучше человек знаком с природой ума, тем более склонен он задаваться вопросом, не лежит ли в основе подобных сочинений личный опыт автора. Однако все эти описания являются плодом воображения. Возьмите «Беса противоречия», «Сердце-обличитель» и другие подобные рассказы По, которые, как подсказывает здравый смысл, не могут все до единого отражать личный опыт одного человека и которые, вне всяких сомнений, основаны на интуитивном предположении.