«How little do we know that which we are, How less that we may be».

Но вот мы и приехали. И по лицу старой соседки, выглядывающей из двери, я понимаю, что наш больной еще жив.

Мы остановились перед крохотной хижиной общей площадью футов сто шестьдесят, со стенами, сложенными из толстых бревен с врезкой по углам. Доктор вошел внутрь, оставив меня сидеть в коляске, но вскоре появился на пороге и подал мне знак рукой. Войдя в дом, я услышал голос: «Да, доктор, старая посудина все еще держится на плаву… полузатоплена, но все еще держится на плаву». Посмотрев в направлении голоса, я увидел на кровати в углу комнаты безбородого старика. Я ни на секунду не усомнился в том, что вижу перед собой Дирка Петерса, моряка с «Дельфина», бунтовщика, исследователя Антарктического океана, покровителя и друга Артура Гордона Пима. Его тело было до пояса прикрыто старым одеялом, но я с уверенностью мог сказать, что рост у него меньше пяти футов – в настоящее время, вероятно, не более четырех с половиной. По словам По, в 1827 году рост Петерса составлял четыре фута восемь дюймов. Одна рука старика была безжизненно вытянута вдоль тела, и кончики пальцев достигали чуть не середины голени; а другая, с раскрытой широкой ладонью, способной целиком накрыть небольшой окорок, лежала на одеяле. Мускулистые плечи, шея и обнаженная рука старика свидетельствовали о колоссальной физической силе. Вот она, огромная голова, упомянутая По, совершенно плешивая под париком из куска лохматой овчины, который больной машинально приподнял в знак приветствия, и со вдавленным теменем; вот он, широкий рот от уха до уха, с узкими губами, практически неподвижными, как стало заметно, когда он издал сухой смешок и вокруг глаз у него собрались глубокие морщины, свидетельствовавшие о мимолетном сокращении лицевых мышц. На физиономии старика застыло такое выражение – во всяком случае, если говорить о растянутых в подобии жутковатой улыбки губах, не прикрывавших длинные торчащие зубы, – какое легко представить у демона, глумящегося над погубленной невинностью. О, ошибки здесь быть не могло! Доктор Каслтон бросил на меня вопросительный, но одновременно уверенный взгляд, и я утвердительно кивнул. Но если я рассчитывал получить возможность обстоятельно побеседовать с Петерсом, то здесь мои ожидания не оправдались. Доктор Каслтон засобирался уезжать еще прежде, чем я закончил разглядывать старика. Я услышал, как старая соседка – жена рудокопа, по доброте своей присматривавшая за инвалидом, – жалостливо сказала:

– Нынче ночью я сидела с ним, доктор. Бедняга, он бредил. Ему мерещилось, будто он стоит на ледяной горе, которая стоит на горе соли, и смотрит в преисподнюю. Но когда рассвело, он пришел в чувство.