Доктор Каслтон извлек из недр объеместого медицинского саквояжа какие-то пилюли и порошки, сделал необходимые предписания и совсем уже собрался удалиться, не предоставив мне возможности поговорить с Петерсом. Тогда я попросил позволения задержаться еще на несколько минут, чтобы задать больному пару вопросов, и он удовлетворил мою просьбу. Я подступил вплотную к кровати и, глядя в глаза, смотревшие на меня, спросил старика, действительно ли его зовут Дирк Петерс, на что тот ответил утвердительно. Затем я спросил, не он ли в 1827 году вышел из порта Нантакет на бриге «Дельфин» под командованием капитана Барнарда, на борту которого, помимо всех прочих, находился некий юноша по имени Артур Гордон Пим, – и мгновение спустя пожалел, что задал вопрос с излишней прямотой. Петерс сумел довольно спокойно и разумно ответить «да» на оба мои вопроса, но при словах «Дельфин», «Барнард» и «Пим» глаза у него начали вылезать из орбит, и ужасные зубы тускло заблестели в темном провале рта, когда он испустил душераздирающий вопль и рывком принял сидячее положение. Мне показалось, глаза у него вот-вот лопнут, когда он уставился безумным взглядом в пустоту, словно видя перед собой наступающее воинство демонов.

– О Господи! – диким голосом прокричал он. – Там, там… она умерла. Ах… – немного успокаиваясь, – ах, старец с глазами бога… хрустальные кубы с прозрачной влагой небес. О!.. – Он снова возвысил голос до пронзительного крика. – О, она умерла, а он любит ее… а я люблю его. Послушай, тебя называли человеком-бабуином… так стань больше, чем человеком!.. Я любил мальчика… говорю вам, я сразу полюбил его. Я спас его однажды – нет, дюжину раз!.. но только не здесь… только не из преисподней. Выбраться из ущелий с соляными стенами, взобраться по крутым скалам из застывшей лавы и… но внизу огненное озеро… старик… и пропасть, Боже мой, бездонная пропасть! Снежная борода… глаза бога… – Затем он на несколько секунд успокоился. – Ах боже мой, боже мой. – Потом проговорил низким, страстным голосом: – Я буду человеком-бабуином, и я сделаю то, чего еще не делал ни один человек и ни один зверь… да, и что вовек не сделает ни один человек.

Затем Петерс впал в совершенно невменяемое состояние и выпрыгнул из постели. Доктор Каслтон стоял у двери, и я проворно отступил к нему. Старая женщина исчезла. Петерс испускал вопль за воплем; я даже не предполагал, что человеческое горло способно издавать столь ужасные звуки. Он схватил толстую дубовую жердь и переломил с такой легкостью, с какой я переломил бы сухой прутик. Позже я взял обломок подлиннее, положил концами на два камня, отстоящие друг от друга на четыре фута, и уронил на него посередине булыжник весом за сотню фунтов – и дубовая палка, переломленная руками могучего старика с такой легкостью, с какой вы переламываете пальцами деревянную зубочистку, даже не прогнулась от удара. Затем Петерс оторвал от пола нерастопленную печку и вышвырнул через открытое окно во двор, где она приземлилась на расстоянии семи-восьми футов от дома и разбилась вдребезги. Излишне говорить, что мы с доктором Каслтоном покинули комнату с величайшей живостью. Дабы закончить описание сей малоприятной сцены, добавлю, что дикий приступ безумия продолжался у Петерса еще с минуту – но наконец, футах в сорока-пятидесяти от хижины, он рухнул наземь, обессиленный. Тогда мы отнесли старика обратно в постель, доктор Каслтон дал необходимые указания старой соседке, и в скором времени Петерс заснул, а мы отправились обратно в город.