В непосредственной близости от залива стены каньона имеют около ста футов в высоту, и расстояние между ними примерное такое же; но по мере подъема в гору стены становятся все выше и выше и одновременно сближаются друг с другом. Кое-где они буквально нависают над потоком и почти смыкаются: в одном месте расстояние между ними сокращается до трех футов. В трех милях от залива ширина ущелья составляет двадцать футов, и на протяжении оставшихся пяти миль внизу она уже не меняется; но на верхнем уровне постепенно увеличивается и в конечном счете достигает приблизительно шестидесяти футов. В пяти милях от залива высота стен доходит до полных десяти тысяч футов и дальше, до самого Кратерного озера, уже не уменьшается.

Наш отряд начал подниматься в гору по одной стороне этого каньона, или колоссальной расселины: похоже, Дирегус откуда-то знал, что идти следует именно таким путем. Когда они прошли мили три, впереди показался молодой человек, идущий навстречу, но по другой стороне расселины. Это был привлекательный юноша, одетый в простое грубое платье; плавность и грациозность движений изобличала в нем представителя благородного сословья. Когда они поравнялись, разделенные теперь лишь шириной ущелья, Петерс заметил, что у молодого хилилита смеющийся взгляд, полный лукавства, но одновременно умный.

Дирегус знал юношу, и они двое завязали разговор. Это был один из изгнанников по имени Медозус. Дирегус вскоре выяснил, что изгнанники уже давно знали о безумии Апилуса, что три дня назад его состояние резко ухудшилось, а накануне с ним случился приступ буйного помешательства, продолжавшийся несколько часов кряду. Медозус ничего не знал о похищении Лиламы, но тремя часами ранее видел Апилуса в одной-двух милях от Кратерного озера.

При этом известии всех охватило горячее желание продолжить путь, но Медозус в свою очередь хотел задать несколько вопросов, и Дирегусу пришлось задержаться из вежливости и ответить на расспросы бедного изгнанника.

За разговором Медозус извлек из кармана щепоть сухих коричневых листьев и отправил в рот, как сделал бы американский плантатор-табаковод, жующий неизмельченный табачный лист. Петерс был заядлым табачником и при виде таких действий, наводящих на мысль о любимой травке, пришел в великое волнение, ибо уже много месяцев не видел ни крошки табака. Когда выяснилось, что Медозус отправил в рот именно табак и что в долинах здесь произрастают разные сорта дикого табака, Петерс решил утолить страстное желание, уже давно неотступно его преследовавшее, и попросил у Медозуса немного табака. Молодой человек с готовностью откликнулся на просьбу, но когда попытался перебросить через пропасть комок табачных листьев, тот упал в пропасть и кружась полетел к воде, бурлившей почти двумя милями ниже. Медозус собирался повторить попытку, но Петерс знаком остановил его, а потом произошла замечательная, хотя и поистине жуткая вещь – ради рассказа о которой я и отклонился от основной темы.