Мрачная усмешка ничуть не смягчила резкие черты лица посетителя. Он молча выписал чек, левой рукой осторожно помахал им, просушивая чернила, а правой вернул изысканное золотое перо Айкельмана обратно в чернильницу.
Ювелир не сводил с чека алчного взгляда. Наконец чернила просохли. Посетитель, будто желая помучить его подольше, поставил локти на полированную столешницу и, зажав уголки чека в обеих руках, держал его прямо перед носом Айкельмана.
Ювелир, уставившись на чек с непосредственностью ребенка, завидевшего яркую игрушку, поначалу не осознал, что взгляд клиента, смотрящего на него поверх чека в самой близи от его носа, сосредоточился и застыл на его лице. Тем не менее, Айкельману вдруг стало не по себе.
Он поднял глаза, встретился ими с глазами посетителя — неожиданно и невероятно чарующими и в то же время холодными, как камень; в их глубине пылало неземное свечение сияющих рубинов.
Айкельман с усилием попытался отвести взгляд, но не сумел. Его вниманием завладела чужая, гораздо более сильная воля. Внезапно ему стало страшно, во рту пересохло, нервы дрогнули. Подумалось, уж не сон ли это; ювелир не мог вымолвить ни слова; впрочем, он даже не пытался открыть рот. Было похоже, что на него наложили чары, загипнотизировали его.
Тогда он подождал, не отведет ли взгляд посетитель. Но эти страшные глаза по-прежнему жгли и сокрушали его разум. И он ощутил, как закружилась голова и мир словно подернулся поволокой. Лицо клиента вдруг померкло, лишь нечеткая, бледная тень мерцала и дергалась перед ним, дразня тонкой сардонической усмешкой алых губ.
И ювелир Айкельман, несгибаемый делец, понял, что сознание тает, как туман над простором, как дымка над водой…
2 Беззвучное убийство
2
Беззвучное убийство
Шон О’Шонесси, служивший в ювелирном магазине Дэвида Айкельмана детективом и сейчас раскладывавший пасьянс в застекленной кабинке бухгалтерии справа от бронзовых дверей входа, сидел как на иголках. Когда мистер Айкельман попросил его задержаться после работы, он молча предположил, что хозяин опасается таинственного покупателя. И в то же время мистер Айкельман настоял, что проводит клиента сам, а О’Шонесси лучше не показываться!
Было двадцать минут одиннадцатого. Уже два часа мысли О’Шонесси уходили все дальше и дальше от карт, и он принимался строить догадки — догадки о том, что может происходить за закрытой дверью в глубине антресольного[1]этажа.
В магазине царила тишина, прерываемая лишь шорохом карт и дыханием самого детектива. Из-за толстого стекла двери кабинета Айкельмана не доносилось ни звука, однако это не имело значения; О’Шонесси знал, что если люди внутри говорят, не повышая голоса, внизу ничего слышно не будет. Там, где он сейчас сидит, в дюжине футов от входа, он различит только шум перебранки или драки. Но ничего подобного не слышалось.