– Сюда? – спросил я. Рассказ Дэвида начал обретать реальные очертания, прослеживались связи, все согласовывалось друг с другом. – Почему именно сюда?

– Почему? Ты что, не слушаешь меня? Он выяснил что-то о Кетлторпе и приехал убедиться, что зло Иннсмута не распространилось сюда. Или, возможно, уже знал, что оно здесь, выжидает, словно раковая опухоль, готовясь выбросить свои щупальца. Возможно, хотел помешать его распространению. Ну, на протяжении тридцати лет это ему удавалось, но теперь…

– Да?

– Теперь он ушел, и ферма принадлежит мне. Да, и это я должен довести его дело до конца.

– Но что именно он делал? – спросил я. – И какой ценой? Ушел, ты говоришь. Да, старый Карпентер ушел. Но куда? Во что все это обойдется тебе, Дэвид? И, даже более важно, во что все это обойдется Джун?

В конце концов мои слова что-то пробудили в нем, что-то, что он подавлял, слишком страшась пристально вглядеться в это. Я почувствовал, как он вздрогнул и выпрямился рядом со мной.

– Джун? Но…

– Никаких «но», парень! Приглядись к себе. И, главное, внимательно приглядись к своей жене. Вы оба разрушаетесь прямо на глазах. И началось это в тот день, когда ты купил ферму. Уверен, все, что ты рассказываешь, правда – о старом Карпентере, обо всех этих заморских делах, о собственных планах, но теперь нужно забыть об этом. Продай Кетлторп, вот тебе мой совет, а еще лучше, сровняй ферму с землей! Но какое бы решение ты ни принял…

Он снова вздрогнул и внезапно сильно стиснул мне руку.

– Смотри!

Я посмотрел и резко нажал на тормоза; машина остановилась посреди покрытой лужами проселочной дороги, ведущей к ферме. Дождь прекратился, в воздухе плавал шелковистый туман; он скапливался в долине, клубился у основания окружающей ферму каменной стены. Сцена и в целом выглядела потусторонней при свете бледной луны, но еще более потусторонним выглядело отвратительное нечто, которое, словно призрак, поднималось над фермой.

Огромная фигура, сотканная из тумана, извиваясь, вырастала над древними строениями. Фигура чудовищного тритона, векового зла, обретшего форму самого Дагона!

Я должен был стряхнуть с себя руку Дэвида и поехать дальше, конечно, должен был – вниз, к ферме и к тому, что ждало там; однако зрелище этой фигуры, быстро растущей и уплотняющейся во влажном ночном воздухе, оказывало парализующее действие. И сидя в автомобиле с работающим вхолостую двигателем, мы, как один, содрогнулись, услышав отдаленный, приглушенный, диссонирующий звон треклятого колокола. В других обстоятельствах он мог бы навеять печаль и скорбь, но сейчас был исполнен исходящей из вечности угрозы.