— Что ты, Тина! Не говори так, — голос у неё бесцветный и надтреснутый. — Любой из вас мог погибнуть. И, особенно — ты… Ашот вас всех любил, и так уважал… Говорил: лучшие, порядочные, верные. Он был счастлив среди вас. Спасибо тебе, что вы такие…

— Не мне, спасибо, Льву Борисычу. Это он подбирает людей под стать себе. Честных и порядочных. Но Ашот был среди нас лучшим. Как Ангел от Господа Бога. Он был таким… Я не знаю, как без него жить!

У Мадины слёзы закипают в чёрных глазах, с почти неразличимыми на фоне роговиц, зрачками, но она не даёт им воли: Он очень тебя любил, Тина… Очень… Больше всех.

Я не зареву, нет. Не здесь, на дороге, под сотней чужих любопытных взглядов. Только не здесь! Я не могу здесь реветь. И Мадина не может. У нас хватит сил вытерпеть…

— Что такое Хоздравати, Мадина? Скажи мне…Пожалуйста…

— Подаренное Богом.

— Как?

— Скажи слово точно, со всеми интонациями.

Я пробую растянуть с придыханиями, как это делал Ашот, но голос не слушается. Выходит хриплый шёпот.

— Да, примерно, то же самое: Мне тебя Бог подарил.

Больно, Господи, как больно! Сердце хочет вырваться через горло и улететь! Но я не зареву. Мне нельзя сейчас реветь! Мы обе это знаем. Мы понимаем друг друга…

Я смотрю на Ашота в последний раз. Бескровное лицо, шелковистые волосы, ресницы — золотисто-бронзовыми полукружьями до самой щеки. Расправившиеся от страшной раны, разломившей позвоночник, плечи. Тонкие пальцы, которые я больше никогда не увижу за работой…Ашот, Ашот! Почему?

— Тина, нам пора…

Они повезут его в горы, и будут ехать много часов, до самого святилища, зратушти. Там его уложат так, чтобы хищные птицы расклевали мёртвую плоть, и только чистые кости смогут, наконец, обрести покой в священном колодце — могиле. Погребение ничуть не хуже других. И, если Бог един, он подарит нашему Ашоту рай, которого достойна его нежная мужественная душа.

— Да… Ещё минутку!.. — я перебираю в руках застывающие непослушные пальцы, целую холодный, спокойный лоб, и пытаюсь запомнить дорогое лицо. Я не запомню: главное, последнее — всегда размывается у меня в памяти…

— Ашот, прости. Прощай…

Ещё одним ангелом на небе станет больше. Зораастрийцы, православные, мусульмане — какая разница! Такое золотое сердце будет одинаково открыто для всех!

Ребята Маго стоят россыпью возле наших машин, а сам он, со следами недавнего гнева на точёном лице, прищурив длинные вишнёвые глаза, в упор разглядывает Ильяса, монотонно" вешающего ему лапшу на уши'. Я не собираюсь ничего объяснять. Я сейчас не могу… Над Витькой возится вызванный из санатория врач. Я помню врача, но забыла фамилию. Он хороший специалист, я знаю. Всё обойдётся…