— А что, если пожар? — полюбопытствовала дочь, когда Лариса сообщила ей о своём решении.
— Не говори глупостей, — одёрнула она её. — Никакого пожара не будет.
Но всё-таки по несколько раз в день названивала Верочке и спрашивала, всё ли хорошо. А ещё постоянно подбегала к окну парикмахерской, которое выходило на её квартал, и смотрела, нет ли на небе подозрительного дыма.
Дыма не было. Зато окно щерилось разбитым стеклом.
Лариса побежала наверх, хватаясь за стену подъезда, пестрящую неприличными надписями.
Наконец, она добралась до своего этажа. Дверь её квартиры была закрыта. На чёрном металле поблескивали золотом две семерки.
«Это ничего не означает. Если ко мне… к Верочке… кто-нибудь вломился, вряд ли он бросит дверь открытой настежь. Нужно быть осторожной».
Но она не могла быть осторожной. Не могла. Ей нужно было увидеть свою дочь.
Она взялась за ручку двери и потянула на себя. Дверь была заперта.
Лариса потратила целую минуту, чтобы выудить из сумочки брелок с ключами. Пальцы тряслись. Потом она всё не могла попасть ключом в замочную скважину и успела трижды чертыхнуться про себя, прежде чем сумела открыть дверь.
Сейчас это чувство вернулось, только оно было сильнее. Намного сильнее.
— Верочка! — позвала Лариса, открывая дверь. В прихожей было темно. — Доченька, где ты?
Она не откликнулась, хотя каждый вечер прибегала навстречу, услышав скрип двери. Ларисе показалось, что её облили холодной водой. Она устремилась в сумрак квартиры.