— Что будем делать? — спросил я, чувствуя себя героем сюрреалистической постановки. Из отведённых мне десяти минут семь были потрачены.

— Лечиться, — коротко ответил он и придвинул ко мне серебряный глаз маятника. Стальная поверхность отражала моё лицо, искажённое до неузнаваемости. — Что ты там видишь?

— Где? — я коснулся зазубренного края.

— Не трогай, — отрезал старик. — Скажи, что ты видишь в маятнике.

Я взглянул снова — расплывшееся лицо, вытянутые глаза, нос картошкой.

— Своё отражение, что же ещё.

— Да? — старик притянул маятник к себе за цепочку.

— А что я должен был видеть? Это же всего лишь…

— Нет, — он поднял голову и посмотрел на меня. В неярком огне свечи лицо лишалось старческих морщин, а глаза казались ещё чернее, чем обычно. Я непроизвольно задержал дыхание.

— Я, например, вижу там волка.

— Волка? — я нахмурился. Позывы кишечника вдруг исчезли — иначе бы я точно не выдержал, послал старого психа куда подальше и выбежал во двор.

Он схватил пальцами конец цепочки и поднял маятник в воздух, демонстрируя его мне. Диск качался влево-вправо, по-прежнему отражая моё лицо. Из-за непрерывного движения образ на зеркальной глади всё время менялся, перетекая из одной формы в другую.

— Да, волка. Это значит, что волк — твой зверь. Или что ты — человек волка. Одно означает другое. Посмотри хорошенько, тогда, может быть, твой зверь сможет тебе помочь…

Нос… глаза… зазубренность… Я не успевал следить за мельтешением маятника. А он раскачивался всё сильнее в руках старика. Отражение превратилось в кашицу, сдобренную оранжевым отсветом свечи. Уже не увидеть в этой жиже своего лица, не понять, волк ли то или человек…

Всё-таки волк.

Я приоткрыл рот, подавшись назад вместе с табуретом. Маятник качнулся и застыл в воздухе, нарушая все законы физики. Я перестал видеть того, кто держал серебристый диск на цепочке, и ошеломлённо глядел, как мохнатый зверь по ту сторону поверхности маятника поднимает голову и смотрит на меня. Сначала с любопытством, потом в зрачках появляется свирепость, шерсть на шее встаёт дыбом, и он пригибается к земле, готовясь к прыжку…

Какой бред! Я мотнул головой и вскочил с места. Маятник по-прежнему висел в воздухе. Пальцы, удерживающие его, исчезли; исчез человек, который находился в кухне вместе со мной. Не успел я это понять, как маятник рухнул на стол и громко зазвенел. Цепочка свернулась знаком вопроса.

А волк, в отличие от человека, никуда не ушёл. Он рвался ко мне с рычаньем, изогнутая коготь лапы высунулась из упавшего маятника.

Я панически обернулся, чтобы убежать. И увидел, что бежать некуда. Под ногами был не грязный пол с жёлтым линолеумом, а нечто абсолютно чёрное и очень твёрдое. Эта неименуемая плоскость простиралась далеко в темень; если она когда-то и заканчивалась, вряд ли я смог бы достичь этой границы при нынешней жизни.