— Я не умею.

«Мальчики» и «девочки» ждали внизу. А если уйти — они достанутся кому-то другому, как тот «мальчик» и та «девочка»…

Они приносят потомство кому-то другому! А должны — Анюте!

Лужа крови росла и достигла Анютиных ног в больничных шлепанцах. Она отодвинулась вместе со стулом. А потом и зажмурилась, и отвернулась, и закрыла уши ладошками, чтобы не слышать слабеющего голоса.

Перед глазами были «мальчики» и «девочки», звонкие радостные двухеврики, лежали высокой кучей, куча шевелилась, пускала золотые и серебряные блики, расползалась.

И тут Митенька заговорил на незнакомом языке.

— Dies irae, dies illa solvet saeclum in favilla teste David cum Sibylla, — нараспев произнес он. — Quantus tremor est futurus, quando judex est venturus cuncta stricte discussurus…

Анюта не поняла, что этот человек больше не был референтом Потапенко, непонятным и не внушающим доверия Митенькой. Он опять стал Арно де Бетанкуром, упорным и не желающим сдаваться злому року тамплиером. Больше некому было отпеть его в смертный час — ну так он сам себя отпевал.

Голос угасал. Тамплиер предал себя в руки Того, служа Кому, выучился призывать загадочных демонов. Он успел это сделать и почти не боялся суда — как не боялся его умиравший брат Рейньер. Они служили Ордену, в этом было их оправдание, их честь, их гордость.

Анюта не двигалась. Она плохо понимала, что происходит. Референт дяди Бори Успенского тоже не двигался, лежал с приоткрытым ртом.

До нее не сразу дошло, что это смерть.

Подождав еще немного, Анюта решила, что лучше бы отсюда убраться. Не то чтобы она боялась крови или покойников, скорее боялась, что ей начнут задавать вопросы. А сказать-то было нечего — она не понимала, как все это произошло, не знала, кто стрелял снизу, вообще ничего уже не знала и не понимала.

Но инстинкт самосохранения в осмыслении не нуждается. Он приказал: уходи, будь поблизости, потом придешь к «мальчикам» и «девочкам». Анюта с трудом встала.

Столкновение с автомобилем тут же напомнило о себе болью в бедре и головокружением. Но она, ухватившись за стул, устояла. И, пользуясь стулом, как ходунками, пошла к двери.

Дверь была мудрено устроена. Кроме двух замков, она имела еще засов. Когда Митенька закрывал эту железную дверь, Анюта на него не смотрела. Ей это было неинтересно. И вот теперь, подергав за рычажки и потянув за железные штырьки, не справившись с засовом, она поняла, что обречена сидеть в обществе покойника, пока кто-нибудь не придет к ней из подвала. А те, что в подвале, убили Митеньку, они не боятся убивать.