– Графом, говоришь, себя называет? – произнёс Туз, презрительно скривив губу со шрамом.

– Ну! И понты у него буржуйские: прикид и вообще… Гордый такой, высокомерный…

– Гордый, говоришь… Ну-ну! Сильно приподнялся, говоришь?

– Ну! «Волжану» прикупил «двадцать четвертую», дачу новую… Директором стал, а был простой оценщик, типа, ага. Я поузнавал за него… В порт вообще, как к себе домой заезжает на машине. Я Босяка к нему отправил, чтоб объяснил, мол, на общак отстегивать нужно… Так он даже слушать не стал. Типа, мы для него вообще никто!

– Никто, говоришь? – Туз хищно оскалился. – Что-то больно много отморозков у нас развелось… То Голован, а теперь этот… Но Голован хоть был из наших и в авторитете ходил… И то его грохнули, прямо на кладбище!

Арап хмыкнул.

– Все базарят, что ты его и грохнул…

Туз уперся в него холодным взглядом из-под развитых надбровных дуг.

– Ты-то чего порожняки гоняешь? Не я это! Ты же мои дела знаешь. Знаешь, кому бы я поручил. Да и без тебя бы тут не обошлось…

Хоть они и были корефанами, Арап под этим взглядом поежился: он ничего хорошего не сулил.

– Как скажешь, Туз. Не ты, значит не ты. А с этим, с Графом, что делать?

Смотрящий отвел взгляд, и Арап перевел дух.

– Ладно, забивай ему «стрелку», посмотрим, что за штымп[18]!

* * *

Сквозь витринное стекло кафе «Огонек», в котором сидел единственный посетитель – Туз, было хорошо видно, как мимо по тротуару снуют туда-сюда люди, некоторые на миг задерживаются у двери с табличкой «Переучёт», за которой стоит Витька Арап, и, чертыхнувшись, идут дальше. Остается догадываться, что их больше убедило – объявление или лицо Арапа, но никто не дергает дверь, не стучит, чтобы задать обычный дурацкий вопрос: «А когда откроетесь?»

Но вот какой-то черт уверенно поднялся по ступенькам, и Арап, как заправский швейцар, распахнул перед ним дверь. В зал вошел брюнет лет пятидесяти, с небольшой аккуратной бородкой, в безупречно отглаженном тёмном костюме и белой рубашке с бордовым галстуком. Это был Граф, именно так его и описывал Витька. Волосы фрайера либо искусно окрашены, либо их абсолютно не тронула седина, и вообще выглядел он гораздо моложе Туза, хотя был почти ровесником. Смотрящего это разозлило, хоть виду он и не подал.

Небрежной походкой фрайер подошёл к столу, вежливо улыбнулся и поздоровался. Он вел себя, как принято в его мире, и не знал, что и улыбка, и вежливость расцениваются в мире Туза как слабость и отсутствие характера.

Туз молча ткнул татуированным пальцем в стул напротив. В душу Феликса закрался червь сомнения: не зря ли он согласился на эту встречу? Он, конечно, проконсультировался с Коробейником, но окончательно убедился, что тот, если речь заходит о серьезных блатных, теряет свою эффективность. Только когда Голован ослаб, он с ним решил вопрос. А Туз в силе!