— Откуда она взялась? — перебил ее Босх.

— Я задала ему этот вопрос. Он ответил, что это ручка его прадеда. Я спросила: как же так? Ведь я отправила ее детективу Босху. Он же сказал, я отправила вам копию, а оригинал стоит на столе. По его словам, подлинность ручки была не важна. Значение имели лишь чернила — те, которыми было написано завещание. Он сказал, что с их помощью вы докажете подлинность завещания.

Форсайт отвела взгляд от блестящей крышки журнального столика и посмотрела Босху в глаза:

— Тогда он велел мне связаться с вами и отозвать завещание. Теперь ему было лучше, и он хотел оформить его как положено, через юриста. Я знала, что, если сделаю это, мой поступок вскроется. И все, мне конец. Нельзя было… Я не знаю, как это случилось. В душе у меня что-то перегорело. Я взяла подушку, подошла к нему со спины…

И она закончила свой рассказ, не желая вдаваться в подробности убийства. Наверное, то была разновидность отрицания: так убийца накрывает лицо своей жертвы. Босх не знал, как расценивать это признание — поверить или отнестись к нему скептически. Возможно, Форсайт будет настаивать, что действовала в состоянии аффекта. Не исключено также, что она пытается скрыть истинный мотив убийства: ведь если бы Вэнс поручил юристу составить новое завещание, Форсайт не увидела бы своих десяти миллионов.

Но стоило Вэнсу умереть за рабочим столом, и у нее оставался шанс получить эти деньги.

— После смерти вы убрали ручку со стола. Зачем? — спросил Босх.

Эта мелочь никак не давала ему покоя.

— Мне хотелось, чтобы была только одна ручка, — ответила Форсайт. — Я подумала, что, если ручек будет две, к завещанию возникнет масса вопросов. Поэтому, когда все ушли, я вернулась в кабинет и забрала ручку.

— Где она? — спросил Босх.

— В депозитной ячейке.

Наступила долгая пауза. Босх ожидал, что тишину вот-вот нарушит стук в дверь. Пасаденским детективам пора уже было появиться на сцене. Но вдруг Форсайт заговорила — отстраненно, так, словно говорила сама с собой, а не с Босхом или Холлером.

— Я не хотела его убивать. Я заботилась о нем тридцать пять лет, а он заботился обо мне. Я пришла туда не для того, чтобы его убить…

Холлер взглянул на Босха и кивнул, подав знак, что берет разговор на себя.

— Ида, — сказал он, — мой профиль — сделки с прокурором. Того, что вы рассказали, достаточно для сделки. Мы сдаемся, оформляем чистосердечное и находим судью, который проявит сочувствие к вашему рассказу и примет во внимание ваш возраст.

— Но я не могу сказать, что убила его, — возразила Форсайт.