Не представляю себе нашу прокуратуру без приземистой невысокой фигуры Василия Семеновича в синем форменном мундире. Бритая крупная голова, кустистые седоватые брови над внимательными серыми глазами — таков был наш прокурор. Мы любили его и побаивались: был он вежливым и тихоголосым, но слова для нас находил, как говорится, доходчивые.
Сейчас Буйнов говорил со мной спокойно и доверительно.
— Вкратце тебе расскажу, что случилось. Не справился Захожий с делом…
— На нем лица нет, — попыталась я защитить товарища.
— Не жалей его, не жалей, — поморщился прокурор, — : он мало того, что дело запортачил, еще и в амбицию ударился. А в нашем положении да с нашими прокурорскими правами — амбиция самое последнее дело. Понимаешь, Наталья, — Буйнов показал на дело, которое лежало передо мной, — в тех корочках целая жизнь, судьба, да еще и не одна, возможно. Раз тебе большие права даны, об обязанностях не забудь — чужую судьбу ломать никому не позволено.
Буйнов потер пальцами виски.
— Я поддерживал в суде обвинение по делу. И сам его попросил на доследование, — продолжал он, — сам, понимаешь? Суд согласился. Ты фабулу знаешь?
— Откуда? Захожий у нас человек самостоятельный.
— Ну, изучишь подробно сама. Скажу только — все по делу гладко, очень гладко. Получил главный инженер "Радуги” взятку. Взяли его с поличным — деньги на столе, даже в руках были. Да… слишком гладко на бумаге. Но человек-то, Гулин этот, взяточник — он меня и смутил. Смутил тем, что отрицал все решительно, несмотря на очевидность обвинения.
— А Захожий? — напомнила я.
— Захожий в позу встал: все, мол, в порядке, я лично эту станцию знаю. Представляешь! Он "лично”… И все тут! Откуда, спрашиваю, знаешь? А он: машину ремонтировал свою, познакомился.
— Что же плохого, что ремонтировал?
— А то и плохо, что следом за ремонтом и дело это возникло. Захожий меня тогда замещал, помнишь, передал бы дело другому, но сам взялся и вот — результат.
Буйнов встал. Поднялась и я.
— Забирай дело. Распишись в канцелярии.
И уже у двери догнал меня голос прокурора:
— Наталья Борисовна, Гулин болен, наверное. Смотреть на него страшно.
Обернувшись, я увидела, что Буйнов обхватил подбородок ладонью и качал, качал головой, словно от сильной зубной боли.
— Проверю, Василий Семенович, — пообещала я и вышла из кабинета, прижимая дело, не сулившее мне спокойствия.