– К этому привыкаешь. Она не дает нам забыть, кто мы такие.
– Можно посмотреть на твое лицо?
Он оглядывается по сторонам, проверяя, не смотрит ли кто-либо на него, кроме мамы, преследующей его словно шпионка, и отстегивает свою «речь».
– А ты хорошенькая! – озорным тоном замечает блондинка. – И какая улыбка!
Майлс заливается краской и торопливо закрепляет вуаль на место, но он улыбается.
– Я никогда раньше не видела монашку.
– Я еще не полноценная сестра. Но я стремлюсь к этому.
– Ну и в чем ваш прикол?
– Мы верим в то, что Господь вернет мужчин.
– Хорошая вера.
– Да, нам нужно быть лучшими. – Эрекция спала, слава богу, но это еще не все. Майлс ловит себя на том, что получает прилив удовольствия. Именно так должен чувствовать себя бог? Внимание девушек приковано к нему. Слушать самому – это замечательно, но еще лучше, когда слушают тебя. Однако Майлс понимает, что сверхсерьезные вещи распугают девушек, поэтому он сбавляет обороты, излагает все своими словами. – Мы должны отвечать за все свои ошибки. Должны быть хорошими и добрыми и постоянно совершенствоваться.
– Классно! Хорошая у вас религия. Наверное, вы очень счастливы.
– На самом деле сегодня вечером будет «Ликование». Вы можете прийти. Это недалеко.
Девушки переглядываются.
– Даже не знаю…
– Вам не нужно будет надевать рясы и все такое, – настаивает он. – Это только для сестер. Мы объединимся в празднике радости!
– Ладно, красавица, мы подумаем, хорошо? Может быть, встретимся на празднике. Приятно было поговорить с тобой.
Это откровенное указание на то, что разговор окончен.
– До встречи! – говорит Майлс. Он поднимает большие пальцы вверх, ненавидя себя за этот легкомысленный жест. Он нехотя бредет обратно к дощатому настилу, проходящему вдоль пляжа, где на скамейке сидит мама.
– Мила, – с издевкой спрашивает она, – ты