У меня кружится голова. Тошнота подступает к горлу.

— Я не понимаю…

— Всё это время Эви была у меня, — беспечно поясняет Тара. — Мы держали ее в маленьком домике в отдаленном нагорье. Она — просто прелесть. Ты пренебрегала ею, и мне было так легко взять ее…

Я тру лоб, ничего не понимая.

— Всё это время Эви жила с тобой? Но почему?

А как же наши телефонные разговоры? Сколько слез мы выплакали — я и Тара, — вспоминая Эви и наших мужей…

— А почему ты должна начинать жизнь заново, хотя это твой муж убил моего мужа? И, кстати, я тоже потеряла ребенка.

— Да, знаю. И очень сочувствую тебе, поверь, но…

— Что — но? Прошло много месяцев, прежде чем ты наконец соизволила позвонить… Господи, до чего же здесь воняет!

— Я была уничтожена горем, как и ты! Я послала тебе открытку…

— Открытку? Ты что, думала, этот сраный кусок картона заменит мне мужа и неродившегося ребенка? — Ее взгляд становится диким. Мужчина касается ее плеча, и Тара делает сначала выдох, потом глубокий вдох. — Я долго думала — как отомстить мертвецу, который разрушил мне жизнь…

Она улыбается.

— И придумала. Забрать его единственного ребенка. Мы с Филом не можем иметь детей, и такое решение показалось мне справедливым, даже поэтическим.

Вот теперь Тара выглядит совсем безумной. Она похожа на маньяка.

Я поворачиваюсь к мужчине. Он высок и широкоплеч, у него спортивное телосложение и невероятно холодный взгляд.

— Я служил с Эндрю и был там в ту ночь, когда он направил нашу машину вниз с утеса. — Его рука выглядит так, словно кто-то пожевал ее и выплюнул. — Некоторые из нас пытались оспорить его указания, но он был упрямым ублюдком. К счастью, я остался цел и невредим. Не считая потери карьеры, конечно.

— Но, Тара, как же твое здоровье? Ты говорила…

— Тебя так легко провести… Ничем я не больна, и никакого склероза у меня никогда не было. Мне просто нужна была веская причина не видеться с тобой. Но я обожала твои звонки, когда ты плакалась на свою тяжелую жизнь. А уж когда я забрала у тебя дочь и ты по телефону изливала мне свою боль… это было чистое упоение. Ты была такой эгоисткой, что не хотела говорить ни о чем другом, кроме своей боли.

— Ты больна — я имею в виду — действительно больна на голову.