— Она умерла! — бросает Реми ей в лицо, словно оскорбление.

Старушка и юноша смотрят друг на друга: какая она сморщенная, какие выцветшие глаза за стеклами очков…

— Бедный мой мальчик, — вздыхает Клементина.

— Ну почему ты до сих пор молчала? Почему?! — кричит он, весь дрожа от ярости и отчаяния.

— Потому что ты все равно ничего бы не понял… Мы все думали, что так будет лучше.

— Вы меня обманывали… Но я знаю, чего вы боялись!

Вот когда она встревожилась: кладет вязание на покрытый скатертью стол, хватает Реми за запястье.

— Оставь меня, — требует Реми. — Мне надоели все эти ваши ухищрения. Все эти шушуканья… Весь этот заговор за моей спиной.

Ему нестерпимо хочется что-нибудь разбить. Еще немного — и он возненавидит Клементину. Прочь, в свою комнату. Он поднимается наверх, запирается на ключ. Он не желает никого видеть! Старушка последовала за ним: она что-то бормочет, стоя за дверью. Реми бросается на кровать, затыкает уши. Эти люди никак не могут понять, что лучше всего оставить его в покое. Взбудораженный разговором, Реми постепенно возвращается мыслями к источнику своих бед, пытаясь собрать воедино обрывки прошлого… Бабушка… Она умерла от воспаления легких… скоропостижно… Так, по крайней мере, было объявлено. Но где гарантии, что его не обманули? А затем, буквально следом, мама пыталась покончить с собой. Совпадение? Допустим. А случай с фокстерьером — тоже совпадение?.. И зачем он только пошел к этому Безбожьену! С той встречи все и началось.

На глаза его наворачиваются слезы ярости и бессилия. В дверь настойчиво стучит Клементина. Разозлившись, Реми встает и направляется через всю комнату, чтобы открыть, хватается за ручку… Стоп! Не надо впутывать Клементину. И речи не может быть о том, чтобы причинить ей зло. Реми старается хоть чуть-чуть успокоиться. Он проводит ладонью по лбу, заставляет себя дышать медленно и погасить усилием воли вспышку гнева, готового прорваться наружу. Реми отворяет дверь. На пороге — Клементина с подносом.

— Реми… Нельзя же так!.. Тебе надо поесть.

— Входи.

Он усаживается в кресло, пока она устанавливает поднос на низеньком столике. Старушка еще больше сморщилась, пожелтела, высохла. Есть ему совсем не хочется. Он берет цыплячью ножку и начинает грызть. Клементина, сложив руки на животе, смотрит, как он ест; губы ее шевелятся, повторяя движения губ Реми. Старушка завтракает как бы вместе с Реми — ей достаточно смотреть на него. Затем она наливает ему запить.

— Ну поешь еще, — просит Клементина. — Ведь это же я специально для тебя приготовила.