Кирк Харви ЧЕРНАЯ НОЧЬ

Кирк Харви

ЧЕРНАЯ НОЧЬ

Наконец-то она поняла, где Гордон раздобыл пьесу. В магазине Коди.

* * *

Островски возвращался в “Палас дю Лак” с ночной прогулки в парке. Было тепло. В лобби отеля навстречу критику устремился администратор:

– Мистер Островски, у вас на двери уже несколько дней висит табличка “Не беспокоить”. Я хотел удостовериться, что все хорошо.

– Да, я нарочно ее не снимаю, – ответил Островски. – Я целиком поглощен творческим процессом. Меня ни в коем случае нельзя отвлекать. Искусство непостижимо!

– Разумеется, мистер Островски. Не желаете ли поменять банные полотенца? Не нужны ли вам косметические средства?

– Нет, друг мой. От души благодарю вас за внимание.

Островски поднялся в номер. Ему очень нравилось быть артистом. Он чувствовал себя на своем месте. Словно обрел наконец свою истинную кожу. Открывая дверь, он повторял про себя: Dies irae… dies irae… Включил свет. Вся стена в номере была увешана статьями об исчезновении Стефани. Он долго изучал их. Добавил еще несколько. Потом сел к письменному столу, усыпанному листками с заметками, и посмотрел на царящее над ними фото Меган Пейделин. Поцеловал стекло рамки и произнес: “Я теперь писатель, дорогая”. Взял ручку и написал: “Dies irae, День гнева”.

За несколько километров оттуда, в номере “Мотеля 17”, где теперь обитали Элис и Стивен, назревала бурная ссора. Элис хотела уехать.

– Я хочу в Нью-Йорк, хоть с тобой, хоть без тебя. Мне надоела эта вонючая гостиница и эта паршивая жизнь. Ты не удачник, Стиви. Я с самого начала это знала.

– Ну и уходи, Элис! – отозвался Стивен, не отрываясь от ноутбука: ему надо было кровь из носа сдать первую статью для сайта журнала.

Элис разозлилась, что он так легко ее отпускает:

– Почему ты не хочешь ехать в Нью-Йорк?

– Хочу выяснить все про эту пьесу. Это уникальное произведение.