Вырвался я из этого ада, был в Крыму. Потом в Баку. Оттуда с помощью англичан добрался до Бухары. В Красноводске слышал о твоем отце, о его делишках. И о том, как конвоировал комиссаров, и про ту ночь на двенадцатое сентября...

Корелов испуганно замахал руками:

— Тише, тише — услышит кто ненароком!..

— Боишься?

— Даже от сына скрываю...

Чернявский покачал головой — знал он, к кому идти, знал, с кого начинать. Говорили с ним умные люди, операцию готовили исподволь, не торопились, обдумывали каждый шаг, каждое слово. Никогда не забудет Чернявский того дня, когда его привезли в «кадиллаке» на загородную виллу, обнесенную высоким каменным забором. В полукруглой комнате, выходящей окнами на синий залив, сидел полный мужчина в светло-сером костюме. Черный слуга принес кофе, разлил по маленьким фарфоровым чашечкам. Нет, это было не обычное задание — Чернявский понял сразу, едва только они заговорили. Речь шла не о чертежах, не о дислокации ракетных подразделений. Полный мужчина, приятно улыбаясь, расспрашивал Чернявского об Узбекистане, о быте тамошнего населения, о памятниках старины, о хромом Тимуре, об Улугбеке, о его знаменитой обсерватории.

— Кстати, что вам известно о библиотеке ученого?

Чернявский был достаточно опытен, чтобы заметить, как настороженно блеснули глаза незнакомца.

Затем разговор пошел в открытую. Библиотека Улугбека, сокровища, погребенные под развалинами древнего города, — вот что интересовало хозяина виллы.

Чернявский был самой подходящей кандидатурой. Общий широкий кругозор — это раз, знание местных обычаев и языка — это два и, наконец, та специальная подготовка, без которой при всех прочих условиях нельзя действовать наверняка. Чернявскому были даны явки — кроме старика Корелова или, если он умер, его сына, он должен встретиться с инженером-реставратором Ивановым. Иванов — важная фигура! Он знаком с Кореловым и с минуты на минуту, якобы случайно, должен был появиться на Тихой.

Размышления Чернявского были прерваны громким стуком каблуков — дверь распахнулась, и на пороге появился сын Корелова, Николай, с горячим самоваром в руках. По знаку отца он тут же торопливо вышел.

— Крепко ты его, — заметил Чернявский.

Корелов промолчал. Видимо, ему не понравилось замечание гостя. Со своим уставом в чужой монастырь. Чернявский хмыкнул и потянулся за сигаретой.

Хозяин подошел к шкафу, достал тарелки, нож, вилки, соленую капусту, нарезал колбасы, поставил на стол графинчик с водкой.

Выпили по одной, закусили. Дмитрий снова стал жаловаться на жизнь. Тяготило его всё — и городской шум, и соседи, и новые дома, и даже асфальт, которым оделись старые грязные улицы. Ненавидел он все новое, ненавидел и, затаившись, ждал: авось все обернется по-старому.