Лет сорок, морщинки, синяки под глазами из-за недосыпа, руки как у шахтера в мозолях, но... он точно не шахтер.

— Ну да, успешно. — обернулся обратно к сердцу, и человеку, в которого его запихнули.

Я его не знаю, но не могу не признать — ему оно нужнее, чем мне. Без него он умрет! Мгновенно, здесь и сейчас. А я останусь жить, так или иначе. Хотя я и предположить не мог, что медицина наша за последние пять лет так далеко шагнула, что и мертвые органы научилась оживлять, еще живым пришивая.

Я ведь могу приказать ему остановиться и умереть! Легко. Могу приказать сделать вид, что отторгается телом. И даже могу заставить покинуть тело самостоятельно, и оно, как сгусток мышь, накаченных препаратами, и моей Силой, покинет чужой дом страшной каракатицей, просочившись сквозь свежий шов наружу.

Оно, сердце, сытое, не поврежденное, насыщенное кислородом от аппарата искусственной вентиляции легких, пусть и растерянное и дезориентированное... легко сделает это! Стоит только приказать. И ему будет плевать, что «дома» ждет голод и разруха. Дом, это где родные... я точно брежу наяву!

Могу, но это всё его убьет. Человека, живого думающего и настоящего! А не жалкое сердце, что просто орган, за который даже думаю я сам. Ответ в уравнении очевиден:

— Живи! — приказал я своему сердечку в чужом теле, ложа руку на ткань поверх свежих швов.

И рваный пульс тут же выровнялся, клапана перестали сбоить и кашлять, а давление, всего за несколько минут, дошло до идеала человека.

— Ты будешь жить с моим сердцем покуда не сдохнешь по собственной глупости! Не будешь помнить, не будешь знать... — краем глаза заметил ошалелый вид хлопающего глазами человека в халате, ведь легкие, пользуясь моментом спокойствия и передышки, не в тему запустились сами — а ты, всего лишь орган, занимай свое законное место пусть и в чужом теле. И всех, кто будет против — шли лесом.

Нет, не так. — додумал я уже в своих мыслях, понимая, что тут уж больно много лишних ушей, а я как бы страдаю фигней — если слать всех, начнется отторжение. Так что не воюй со своим телом, важный орган! Будь его частью. — и повернулся к ничего непонимающему свидетелю, убирая руку с ткани.

— Де...

— Спи. — расстояние — метр, шаг, удар в незащищенное солнечное сплетение, и аккуратно подхватываю утратившее сознание сипящее тело.

Тихонько стону от отбитых связок, что умудрились при столь незначительном ударе сами себя повредить, и, осмотревшись, оттаскиваю доктора к стульчаку в углу, волоча тело по полу.

Усаживая поудобнее, кряхтя беззвучно, и наблюдая как халат на моей груди обретает свежее алое пятно. Наваливаю на стенку, и на стол локтём, так, чтобы точно не упал, и вообще — просто прикорнул бедняга. И вновь переключаю внимание на обвешенное приборами тело. Осматриваю экраны с многочисленными показаниями. Пульс, кислород в крови, активность мозга, еще там что-то, непонятное.