Светлый фон

Он каждый день жил как по часам. Вставал в шесть сорок пять утра, после получасовой прогулки завтракал. Шел в школу в восемь пятьдесят, чтобы в девять провести утреннее собрание, и оставался на все утро. Прервавшись на обед, работал в кабинете до четырех, а затем шел на прогулку в город – купить книги и произведения искусства. Ужинал в восемь вечера, чтобы снова закрыться в кабинете. А в десять тридцать поднимался в супружескую спальню на втором этаже.

Он каждый день жил как по часам. Вставал в шесть сорок пять утра, после получасовой прогулки завтракал. Шел в школу в восемь пятьдесят, чтобы в девять провести утреннее собрание, и оставался на все утро. Прервавшись на обед, работал в кабинете до четырех, а затем шел на прогулку в город – купить книги и произведения искусства. Ужинал в восемь вечера, чтобы снова закрыться в кабинете. А в десять тридцать поднимался в супружескую спальню на втором этаже.

 

(пропущено)

(пропущено)

 

Сперва я была впечатлена этим английским джентльменом. Уважала этого прекрасного человека. Но это все было маской. Он жил размеренной жизнью, работал в школе, поэтому никто ничего не заподозрил. Каждый день все молча ждали его появления на улицах в четыре часа дня. Такова была его цель – контролировать жизнь людей.

Сперва я была впечатлена этим английским джентльменом. Уважала этого прекрасного человека. Но это все было маской. Он жил размеренной жизнью, работал в школе, поэтому никто ничего не заподозрил. Каждый день все молча ждали его появления на улицах в четыре часа дня. Такова была его цель – контролировать жизнь людей.

Спустя год после нашего переезда на холм Кураями я стала замечать недружелюбное и странное поведение мужа. Он был по-прежнему вежлив, но проявлял крайнюю неприязнь к любому вмешательству в его жизнь. Злился, если я без разрешения входила в кабинет или прибиралась в нем одна. Тогда он закрыл его на замок и, изготовив единственный ключ, настрого запретил мне входить туда. В такие моменты я начинала сомневаться в его любви ко мне, думая, что он действительно мог относиться ко всем японцам с презрением.

Спустя год после нашего переезда на холм Кураями я стала замечать недружелюбное и странное поведение мужа. Он был по-прежнему вежлив, но проявлял крайнюю неприязнь к любому вмешательству в его жизнь. Злился, если я без разрешения входила в кабинет или прибиралась в нем одна. Тогда он закрыл его на замок и, изготовив единственный ключ, настрого запретил мне входить туда. В такие моменты я начинала сомневаться в его любви ко мне, думая, что он действительно мог относиться ко всем японцам с презрением.