Лисбет Саландер минуту сидела молча, взвешивая, надо ли что-нибудь добавить. Затем она посмотрела на Драгана Арманского, кивнула, встала и ушла – как всегда, ничего не сказав на прощание. Получив ответ, который ей хотелось услышать, она полностью потеряла интерес к Арманскому.

Драган улыбнулся. То, что она вообще пришла к нему за советом, означало новую ступень ее социальной адаптации.

Он открыл папку с отчетом об обеспечении безопасности в музее, где собирались открыть большую выставку французских импрессионистов. Потом отложил ее и взглянул на дверь, в которую только что вышла Лисбет Саландер. Он вспомнил, как она смеялась вместе с Микаэлем Блумквистом у себя в кабинете, и задумался: означает ли все это, что она начинает взрослеть, или все дело в Блумквисте? Внезапно он забеспокоился. Ему никак не удавалось отделаться от ощущения, что Лисбет Саландер потенциально является идеальной жертвой, а теперь она еще и укатила куда-то в глушь и гоняется там за какими-то психами…

По пути на север Лисбет Саландер завернула в больницу «Эппельвикен» и навестила мать. Она не планировала заранее этот визит. Но в последний раз девушка виделась с матерью в Рождество, не считая краткой встречи в день летнего солнцестояния. Ей не давали покоя угрызения совести, потому что она слишком редко выкраивала время для матери. Фактически она бывала здесь раз в несколько недель.

Мать сидела в общей гостиной. Лисбет провела с ней примерно час, и они вместе прогулялись до пруда по парку, разбитому за пределами больницы. Мать продолжала путать Лисбет с сестрой. Она забывалась, но, похоже, визит дочери разволновал ее.

Когда Лисбет стала прощаться, мать не хотела выпускать ее руку. Девушка пообещала скоро приехать опять, но мать смотрела ей вслед с тревогой и печалью.

Словно у нее было предчувствие неизбежной катастрофы.

Микаэль провел два часа в саду за домом, пытаясь читать апокрифы, но убедился лишь в том, что понапрасну тратит время.

Зато его осенила одна идея. Насколько набожной на самом деле была Харриет Вангер? Интерес к изучению Библии проснулся у нее в последний год перед тем, как она бесследно исчезла. Она подобрала несколько цитат к серии убийств, а потом внимательно прочитала не только Библию, но и апокрифы, и к тому же заинтересовалась католицизмом.

А что, если она провела то же исследование, что Микаэль Блумквист и Лисбет Саландер тридцать семь лет спустя? Может, ее интерес к этим текстам был вызван поисками убийцы, а не набожностью? Пастор Фальк намекал, что она (с его точки зрения) только находилась в поисках веры, но пока так и не стала истинной христианкой.