Но она вернулась, и меня ей выдали, никто так и не вступился в мою защиту. Кому я нужен, такой грязный и кровавый?

Такси подъехало прямо к выходу, что запрещено, но Рябинину никогда не смущали подобные мелочи. То, что другим запрещено, ее не касается. А то, что разрешено, ей просто неинтересно.

Она довезла меня до дома, вытащила из салона, заботливо подставив не самое мощное в мире свое плечо, расплатилась с водителем, который в негодовании чуть не швырнул ей деньги в лицо, узнав, кто мы такие и что только что пережили, но она настояла, и он не стал возражать.

Она дотащила меня до самой квартиры, вынула из кармана ключ, открыла дверь, втащила свой груз вовнутрь, бросила на тахту и раздела.

— Мыться будешь или не можешь?

До этой минуты у меня на миллионы осколков раскалывалась голова, от пережитого потрясения боль в ней усилилась в сотни раз, это было невыносимо, просто невыносимо, и именно поэтому мне была нужна посторонняя помощь, чтобы как-то передвигаться. И вдруг произошло нечто странное.

Боль исчезла.

Только что была — и нету.

— Что с тобой? — внимательно вглядываясь в меня, спросила Рябинина.

— Подожди-ка, — сказал я, прислушиваясь к процессам, которые происходили внутри меня.

У МЕНЯ НИЧЕГО НЕ БОЛЕЛО!!!

— Кофе будешь? — спросил я у Рябининой.

— Ты в порядке? — с тревогой смотрела она на меня.

— Лучше, чем Костя, — заверил я ее. — Будешь кофе?

Тут она меня удивила, хотя, по большому счету, ничего удивительного в ее словах не было.

— Все-таки ты циник и негодяй, — сказала она. — Зачем ты про Костю?

Мне не хотелось никого убеждать в том, что я хороший. Поэтому я сказал ей:

— Слушай, если ты отказываешься от кофе, я, с твоего позволения, приму душ. А потом сам себе сварю. Спасибо, что не бросила в трудную минуту. Пока.

И, не оглядываясь, пошел в ванную.

Это было ни с чем не сравнимое наслаждение: стоять под душем, мылиться, яростно тереть свое многострадальное тело, смывать мыло под тугой горячей струей, чередовать горячую и холодную воду и блаженно сознавать, что ты здоровый мужчина в расцвете лет, и у тебя ничего, ничегошеньки не болит!