— Откуда я знаю? — пожал я плечами. — Вообще-то под тахтой я не проверял, может, он там до сих пор прячется. Но мне кажется, что он ушел в окно.

— На каком этаже вы живете?

— Я тоже думал об этом, — кивнул я. — На девятом. Но я ничему не удивляюсь, когда речь идет о человеке, делающем такие снимки. Он, наверное, и не на такое способен.

— Наверное, — согласился Васильев. — И вы никак с ним не договорились?

Черт, подумал я, Лапшин, сделай паузу, скушай «Твикс». Ты скажешь, что вы никак не договорились, и больше из этой комнаты никогда не выйдешь. Зачем им лишние свидетели? Тем более такие, которые потенциально способны увеличить количество этих самых свидетелей на несколько миллионов: примерно столько читателей у «Российской молодежной». Кто еще представляет для них опасность? Так, о Рябининой ни слова. Павел Степанович… Ну, этот пусть сам выпутывается, тем более, что у меня есть стойкое подозрение, что он-то выпутается. Этот ради этой самой пресловутой государственной необходимости с ходу продал своего лучшего журналиста. Нет, какой актер, а? Мне говорит, текст нужен. А сам, едва сотрудник за дверь, — хвать трубочку, и давай докладывать. Иуда…

Ладно, Лапшин, ты тоже не Иисус Христос, одернул я себя. Ты в этой ситуации молчал бы в тряпочку.

Признаюсь честно — я отчаянно трусил. Мне казалось, что главное сейчас — это выйти из этого номера, из этой гостиницы. Причем с наименьшими потерями. Кажется, я действительно вообразил, что меня вот-вот начнут бить. Но в обморок пока не падал.

— Он сказал, что свяжется со мной, — соврал я, удивляясь тому, как органично это у меня выходит.

— Когда? — быстро спросил он у меня.

— Не могу сказать… — медленно покачал я головой.

— Лапшин!

— Да правда не могу! — воскликнул я. — Вы что думаете, мы час назначили? Сказал, что свяжется, — и все.

Мне показалось, что он посмотрел на меня с подозрением. Да пусть его смотрит, лишь бы выпустил. В следующий раз они меня так просто не получат. Я тоже хорош, пошел за ними, как баран на заклание.

Но ничего, родные вы мои, отпустите вы меня, как миленькие, еще и беречь будете, как зеницу ока. Что я, маленький, не понимаю, что ли, что я — единственная ниточка, которая может привести вас к этому Стасу?

Какая-то мысль мелькнула в голове и тут же исчезла. Я попытался ухватиться за нее, но тщетно. Наверное, я и вправду был сильно напуган.

— Вы понимаете, что телефон ваш будет прослушиваться? — спросил он у меня вдруг.

— Могли бы и не говорить.

— Раз говорю, значит, надо, — буркнул он. — Вы должны понимать, Григорий Иванович, что любые попытки предупредить Лейкина о том, что его ждет, чреваты для вас самыми крупными неприятностями, которые вы только можете себе вообразить.