Едва мы вышли из дома, Людмила Васильевна и я, и поймали такси, за нами двинулась самая обычная машина. Уж не знаю, как я понял, что это агенты, но понял. Она буквально приклеилась к нам, эта тачка. Я особо не беспокоился по этому поводу. Была во мне уверенность молодого идиота, что избегу я этой напасти. Я уже даже знал, как и где это произойдет.

Они, конечно, могут быть гениями сыска все до одного, но не могут, например, войти вместе со мной в кабинку туалета или, опять же только для примера, пойти с Людмилой Васильевной к лечащему врачу Константина Сюткина под именем Григория Лапшина.

Разумеется, мне было неловко перед мамой Кости, но дело того стоило. Потом как-нибудь объясню, а пока не до формального соблюдения всех приличий. Я собирался, едва мы с ней войдем в больницу, незамедлительно свалить через черный ход.

Все получилось как нельзя лучше. Если они и хватились меня, то для того, чтобы снова найти свой объект, им понадобится кое-какое время, которое я постараюсь использовать на все сто.

Но успокаиваться было рано. Еще битых два часа я колесил по городу на тот маловероятный случай, если все-таки слежка за мной ведется. Как полный идиот, пугая самого себя, я на полном ходу запрыгивал в троллейбусы, маршруты которых представлял себе весьма приблизительно, выходил на Богом забытых остановках, ловил такси, ехал на них до ближайшей станции метро, чтобы там, около этой самой станции, поймать новое такси и ехать на нем черт знает куда.

Я выскакивал из вагона в самую последнюю секунду, рискуя переломать себе ноги, бродил по вестибюлям, я надоел самому себе хуже горькой редьки, но уговаривал и уговаривал себя, что это временное, преходящее, зато потом все будет хорошо.

Наконец, у меня просто не осталось времени на продолжение всех этих игр. И я поехал к месту встречи со Стасом Лейкиным.

Хорош я буду, если после всех своих мытарств привезу к нему на хвосте группу захвата.

Но все обошлось.

Я простоял у памятника не больше сорока минут и от злости успел погавкаться всего с тремя или четырьмя людьми. При том состоянии, в котором находилась моя центральная нервная система, это, можно сказать, подвиг.

Я уже совсем было собрался уходить, чтобы плюнуть на всю эту историю, когда появился тот, которого я так терпеливо ждал. На лице Стаса Лейкина красовался огромный заплывший синяк.

— Кто это вас? — поинтересовался я вместо приветствия, не хотел я его приветствовать. — Какой-нибудь старший пионервожатый застукал вас с фотоаппаратом?

Отвечать он не счел нужным.

— Пойдемте, — отрывисто проговорил он и, не оглядываясь, пошел с вокзала.