– Но это же дикость. Как я могу доказать?..
– Тебе ничего не надо доказывать. Это будет делать тот, кому поручено разобраться.
– Я знаю, но… вот черт. А сколько времени займет это разбирательство?
– Разбирательство уже проведено.
– Что?
– Я спросил. Ты ответила, что информацию не разглашала. Значит, мое расследование закончено, и мне только остается написать рапорт. Увидимся в понедельник в девять утра в кабинете Экстрёма и зададим вопросы.
– Спасибо, Бублански!
– Ладно, мелочи.
– Но проблема остается.
– Знаю.
– Если информацию слила не я, значит, это сделал кто-то другой из группы.
– У тебя есть кто-то на подозрении?
– Чисто инстинктивно я бы назвала Фасте… но все же не думаю, что это он.
– Я, пожалуй, с тобой одного мнения. Но Ханс может быть и редкостным мерзавцем, а вчера он как следует разозлился.
Если время и погода позволяли, Бублански с удовольствием ходил на прогулки – так он мог хоть как-то двигаться. Он жил на улице Катарина Бангата в районе Сёдермальм, что было неподалеку как от редакции «Миллениума», так и от «Милтон секьюрити», где Лисбет Саландер раньше работала. Впрочем, это было близко и от квартиры на Лундагатан, где она жила. До синагоги на Санкт-Паульсгатан тоже было рукой подать. Так что в субботу утром он обошел все эти места.
Жена составила ему компанию на первую часть пути. Они с Агнес были женаты уже двадцать три года, и все эти годы он оставался верен ей без малейшего отступления.
Они ненадолго зашли в синагогу и поговорили с раввином. Бублански был польским евреем, а семья Агнес – та ее часть, что выжила в Освенциме, – приехала из Венгрии.
После синагоги они пошли порознь: Агнес отправилась в магазин за продуктами, а ее муж продолжил прогулку. Ему хотелось остаться наедине с собой и подумать о нелегком расследовании. Он критически осмыслил все действия, предпринятые начиная с Великого четверга, когда материалы расследования только легли на его стол, – и не смог найти существенных погрешностей.
Одной из ошибок было то, что он сразу же не послал кого-нибудь в редакцию «Миллениума» просмотреть бумаги на письменном столе Дага Свенссона. Когда дошли руки и до этого – что он сделал сам, – то оказалось, что Микаэль Блумквист уже там похозяйничал, и бог знает, что он успел прибрать.