Она положила на стол еще одну фотографию.

– Я его знаю, – сказал Эдклинт.

– Его зовут Ваденшё.

– Точно. Он работал в отделе по борьбе с терроризмом лет пятнадцать назад. Офисный генерал. Когда-то считался в «Фирме» одним из кандидатов на должность большого начальника. Что с ним произошло потом, я не знаю.

– Он уволился в девяносто первом году. Угадайте, с кем он обедал примерно час назад…

Моника показала последнюю фотографию.

– Начальник канцелярии Альберт Шенке и финансовый директор Густав Аттербум. Я хочу, чтобы за этими личностями велось круглосуточное наблюдение. Мне надо точно знать, с кем они встречаются.

– Это исключено. У меня в распоряжении есть только четыре сотрудника. И хотя бы кто-то из них должен работать с документацией.

Эдклинт кивнул и задумчиво прикусил нижнюю губу. Через некоторое время он взглянул на Монику.

– Нам требуется подкрепление, – сказал он. – Ты не могла бы связаться с инспектором уголовной полиции Яном Бублански и спросить, не согласится ли он сегодня после работы со мною поужинать? Скажем, около семи.

Затем Эдклинт потянулся к телефонной трубке и набрал номер, который знал наизусть.

– Привет, Арманский. Это Эдклинт. Памятуя приятный ужин, на который ты меня недавно приглашал, мне тоже захотелось тебя пригласить… Нет, я настаиваю. Скажем, около семи?

Лисбет Саландер провела ночь в следственном изоляторе «Крунуберг», в камере площадью примерно четыре на четыре метра. Об убогом дизайне этого помещения даже и не стоило бы упоминать. Лисбет заснула через пять минут после того, как ее заперли. А проснувшись ранним утром в понедельник, послушно проделала рекомендованные терапевтом Сальгренской больницы упражнения на растяжки. Потом позавтракала и молча уселась на койку, уставившись прямо перед собой.

В половине девятого ее препроводили в помещение для допросов, расположенное в другом конце коридора. Конвоиром оказался пожилой лысый дядюшка небольшого роста, с круглым лицом и очками в роговой оправе. Он держался с ней корректно и добродушно.

Анника Джаннини приветливо поздоровалась с ней, а Ханса Фасте Лисбет проигнорировала. Потом она впервые увидела прокурора Рикарда Экстрёма и последующие полчаса провела, сидя на стуле и неотрывно глядя в одну точку, чуть повыше головы Экстрёма. За все это время она не произнесла ни единого слова, у нее на лице не дрогнул ни единый мускул.

В десять часов Экстрём оставил свои попытки – допросить обвиняемую ему так и не удалось. Он был раздражен, поскольку не сумел добиться от нее ни малейшего отклика. Глядя на тоненькую, кукольного вида девицу, он впервые усомнился: неужели такая сопля действительно могла жестоко избить Магге Лундина и Сонни Ниеминена? Разве смог бы суд поверить в эту историю даже при наличии убедительных доказательств?