— Бедняга, — сочувственно хмыкнул Ларькин. — Проклятые годы.

— А что, тамошняя молодежь действительно места старикам не уступает? —спросил Борисов.

— Как правило, —уточнил Ларькин. —Оттесняют их на входе и занимают места с веселым гиканьем.

—Ай-яй-яй, —покачал головой Борисов. —Что же это они так?

— Местная традиция, —прокомментировал Большаков.

— Не огорчайтесь, шеф, ведь это столица всего лишь Поволжья, — сказал сноб Ларькин.

— Поволжья? Тогда ладно. Господа офицеры, прошу вас на совещание.

— Здесь или в библиотеке?

—У меня. Аппаратура нынче снята в присутствии свидетеля Ахмерова.

— И Большакова, —подтвердил Илья, стыдливо пряча шею.

— Что у вас тут, разоружение, ОСВ-3?

— ОСЖ! — восторженно произнес Илья. — Договор «О Снятии Жучков». Юрий Николаевич...

Тут он зафиксировал непродолжительный безмятежный взгляд, который бросил на него Борисов.

— ...тебе сам всё расскажет, —  без паузы закончил Илья, — Целиком его заслуга.

— В начале рассказывать будет капитан Ларькин, — сказал майор.

—А в самом начале лейтенант Рубцова, —уточнил Виталий. —По старой традиции русского офицерства. Кстати, где она?

— Пошла за Ренатом. Да они, наверное, уже у меня в кабинете.

— Тогда пойдемте и мы.

Только в этот момент Большаков окончательно понял, что «стратегии» ему сегодня не видать, как своих ушей. И как обычно, когда он смирился с этим, ему полегчало.

Рассказ Рубцовой об их с Ларькиным марксианском плене звучал фантастично даже для видавших виды грасовцев. Здесь было всё: и косматые огромные йети, послужившие, вероятно, прообразом героев древнего славянского фольклора —леших. И загадочные зеленоватые человечки. И бессловесный язык зрительных образов, на котором они общались и которому Ирина на правах первооткрывателя дала название: астом.