– Залезай.
Я складываю руки на груди. Мать стягивает с меня футболку и джинсы. Я залезаю в ванну – ледяная вода доходит мне до щиколоток.
– Садись. – Аннетт хватает чашку с туалетного столика и льет воду мне на макушку. – Шампунь я пока раздобыть не могу.
Я с дрожью подтягиваю колени к груди. Вода капает на глаза.
– Я так рада, что ты успокоилась, – говорит Аннетт, проводя пальцами по моим мокрым волосам.
***
Я ем фасоль и консервированную морковь. Не жалуюсь на горький привкус от белого порошка, который, как я видела, она тайком подсыпала в сковородку.
Мне хочется только спать. Аннетт с удовольствием мне это позволяет. Лежа в кровати, слышу, как она колет дрова. Она заходит, вся в поту, и моет руки перед тем, как приготовить консервированные овощи себе на ужин.
На третий вечер она приносит мне тарелку кукурузы. Я слишком устала, чтобы поднять голову с подушки. Она кормит меня с пластиковой вилки, зараз засовывая по несколько зерен. Я складываю их за щекой, как хомяк.
– Я и сама справлюсь, – говорю я.
Аннетт улыбается мне тонкими губами и вручает мне вилку.
– Последний раз, когда я тебя видела, тебе еще нужна была помощь с молнией на зимнем пальто.
Вот только не Джос: мать никогда не была ей нужна. В отличие от меня, маленькой плаксы, которая расстраивалась по любому поводу: из-за застрявшей застежки на молнии, жвачки на подошве.
Она уходит, не заметив, что я сунула вилку под простынь.