— Нет, я звоню тебе по поводу ночного эпизода.

— Вот как? А в чем дело?

— Джим, я не знаю, кем и чем был этот парень, но не думаю, чтобы он имел дело с наркотиками. И потом, несколько минут назад я обнаружил записку, засунутую в сиденье, на котором он сидел. Она вся в крови, но разреши мне ее тебе прочесть.

— Читай. Я записываю.

Морской офицер прочитал неуклюже выведенные слова, буквы и цифры.

— Есть во всем этом какой-то смысл? — спросил он, окончив.

— Да… пожалуй, — медленно произнес начальник разведки, перечитывая записанное. — Джон, опиши мне, пожалуйста, что произошло прошлой ночью, хорошо? Статья в газете была очень поверхностной.

Демартин выполнил его просьбу, отметив прежде всего, что блондин говорил на прекрасном английском, но с иностранным акцентом. Он окончил тем, что Хитчхайкер потерял сознание у стойки с напитками.

— Это все.

— Ты думаешь, он понимал, насколько серьезно ранен?

— Не знаю, как он, а я понимал. Я не хотел останавливаться возле телефона, но он настоял — вернее, упросил, Джим. Не так словами, как глазами… Да, я нескоро его забуду.

— Но у тебя не возникло сомнения?

— Нет. Думаю, что он хотел позвонить в последний раз, даже когда он упал, то продолжал тянуться к телефону.

— Оставайся на месте. Я позвоню чуть позже.

Летчик повесил трубку и подошел к окну, выходящему во внутренний дворик. Двое его ребятишек плескались в небольшом бассейне и визжали от удовольствия; жена, расположившись в шезлонге, читала «Уолл-стрит джорнэл» — занятие, за которое он был ей весьма признателен. Ведь именно благодаря ей их жизненный уровень несколько превышал возможности его зарплаты. Зазвонил телефон, он взял трубку.

— Джим?

— Да… Джон, у нас здесь в командировке парень из Вашингтона, он разбирается в таких вещах лучше меня. Так вот, он хочет, чтобы ты сделал одну вещь. Слышишь, приятель?

— Что именно? Ну, говори же!

— Сожги записку и забудь о ней.