Взглянув с балкона вниз, он увидел дворик, выложенный кирпичом. Расстояние от него до балкона составляло примерно футов двадцать пять, если не больше. Человек, рискнувший бежать таким путем, неминуемо вывихнул бы себе лодыжку или сломал ногу. Кендрик оглядел наружные стены; ближайшая водосточная труба проходила по углу дома и была вне досягаемости, стены дома не обвивали виноградные лозы, за которые можно было бы ухватиться, — только голая штукатурка. Одеяла? Простыни! Крепко связанные вместе, они составили бы в длину восемь или десять футов! Если поспешить… Внезапно он замер на месте, разом отбросив мысли о том, чтобы вбежать в комнату и броситься к кровати. Внизу справа, на освещенной лампочками дороге появилась фигура с ружьем через плечо. Это был часовой. Вот он поднял руку — сигнал! Эван поглядел налево — второй человек в свою очередь поднял руку. Часовые приветствовали друг друга. Кендрик вытянул часы и поднес их к глазам, пытаясь в ночном освещении разглядеть минутную стрелку. Если бы он смог засечь время встречи часовых, если бы все приготовить… И вновь он вынужден был отбросить все планы, которые в отчаянии создавало его воображение. Дверь спальни отворилась, и стало ясно, что это не сон, а реальность.

— Я так и знал, что вы уже встали, — сказал человек из секретной службы, а также из мафии.

— А мне бы следовало сообразить, что в комнате подслушивающая аппаратура, — сказал Эван, возвращаясь с балкона.

— И опять вы все превратно понимаете, конгрессмен. Это комната для гостей в главном доме. Неужели вы думаете, что эти люди стали бы подслушивать частные разговоры своих гостей?

— Думаю, что они способны на все. Иначе как бы вы узнали, что я вышел?

— Очень просто, — ответил мафиози. Он пересек комнату, подошел к бюро, стоявшему в глубине у правой стены, и снял с его крышки маленький плоский предмет. — Вот, смотрите. Эта штучка предназначена для семей с детьми. Моя сестра из Нью-Джерси никуда без них не ездит — они продаются в паре. Одну такую штуку помещают в одной комнате, а другую — в другой, и тогда слышно, если дети кричат или плачут. Должен вам сказать, что ее дети орут вовсю. Их слышно даже в Манхэттене.

— Очень занимательно… А как я оказался в своей одежде?

— Не знаю. О вас позаботились испанцы, а не я. Может быть, вас изнасиловали, а вы об этом и не подозреваете.

— Еще более занимательно… Вы хоть имеете представление о том, что вы делаете, во что вас вовлекли? Вы же похитили не какого-нибудь неизвестного правительственного чиновника, а члена Палаты Представителей.