– Что ты с ней сделала?

– Это опять эта Нива?

– Ты обещала, и я тебе поверил.

– Ты сам решаешь, кому ты хочешь доверять, а кому нет. К тому же я только сказала, что она может подождать.

– Подождать? А сколько ей ждать? Она же, черт возьми, на сносях.

– Пока я не буду уверена, что ты оставишь меня в покое.

Он повернул направо на съезд в конце моста и, объехав парк Роламбсховспаркен, выехал на трассу Роламбсховследен, ведущую на восток. Осталось недолго. Он будет там всего лишь через несколько минут.

– А что говорит о том, что я когда-нибудь это сделаю?

– Обещания даю не только я.

Она, наверное, слышала его разговор с Андерсом в больнице. Сколько же камер она установила?

– А что будет, когда она проснется? – Он свернул налево на Польхемсгатан. – Ты сказала, что пока Малин спит, она вне опасности. – Он не ждал ответа. Важно тянуть время.

– Тогда она столкнется с настоящей проблемой. Но давай только скажем, что самое лучшее – чтобы она еще поспала.

– С какой проблемой?

– Которую вам надо будет решать вместо того, чтобы гоняться за мной.

Фабиан свернул на улицу Понтонйернгатан и в нескольких метрах увидел скорую.

– Ты убила как минимум четырех человек, чью нравственность, конечно, можно поставить под сомнение. Но по закону они не совершали преступления, которое хотя бы может сравниться с тем, что ты сделала.

– По какому закону? По шведскому, по которому наказывают за покупку краденого велосипеда и не наказывают за украденный орган?

Фабиан открыл дверь машины, не выключил двигатель и пошел к скорой. На ходу он расстегнул кобуру и вытащил пистолет.

– Они никого не похищали, не пытали и не лишали жизни.

– Может быть, не собственными руками. Но на их деньги тело Эфраима разрезали от шеи до самого низа. Из-за них его осквернили и лишили жизни, и единственное, чем он обладал, единственное, что было его, кроме меня, было продано на торгах.