Светлый фон

Шаги становились все отчетливей.

Фабиан отключил мобильный и стал на ощупь пробираться вдоль стены, пока не добрался до двери, в которую вошел как можно более неслышно. Слишком поздно он понял, что от его движений зажглись лампочки на потолке, и через несколько секунд вся комната озарилась светом.

Но не это было самым худшим. Новую комнату, сияющую чистотой, не так давно использовали. Он подошел к операционному столу. Конечно, его вытерли, но в большой спешке. С нижней стороны края стола и на одной из ножек виднелись следы крови, а когда он поднял перфорированную крышку слива в нескольких метрах от операционного стола и засунул руку в темную воду водяного затвора, чего он там только не обнаружил – от больших свернувшихся сгустков крови до хрящей и прядей волос.

Он встал и увидел рядом с полуоткрытой дверью в соседнюю комнату кучу завязанных черных мусорных мешков. Он догадывался, что в них находится, но не был уверен, выдержит ли, если откроет их и заглянет внутрь.

Фабиан сделал несколько шагов к куче, одновременно представив себе, как подходит к дому в Эншеде и звонит в дверь. Открывает Андерс, и Фабиан сразу же по его глазам видит, что тот понял, что случилось, и сейчас у него будет нервный срыв. Он ожидает, что Андерс начнет кричать и проявлять агрессию. Но тот падает на пол, закрыв рукой рот. Фабиан опускается на колени и обнимает его.

Он развязал один из мешков и увидел в нем две отрезанные руки и одну стопу. В другом мешке лежали части ног. Но только в пятом он нашел то, что искал.

Голову.

И тут он не мог не испытать запретное чувство.

Облегчение от того, что еще не поздно. Что пока есть возможность.

114

114

Малин Ренберг как можно сильнее ударила ногой, чтобы не даться им в руки. Одновременно она махала руками и кричала во все горло. Но не из-за боли в бедре, теперь такой острой, что она почти теряла сознание. Она кричала, спасая свою жизнь, хотя знала, что это бесполезно и ей никогда не удастся отсюда выбраться. Что у обоих мужчин слишком сильные руки, которые скоро станут держать ее так крепко, что ей останется только крик и боль.

И только тогда седой, который несомненно был Гидоном Хассом, повернулся к ней.

– От этого тебе сейчас станет немного легче, – сказал он на ломаном шведском и поднял шприц.

Малин уперлась ногами, пытаясь вырваться из его рук, но силы у нее кончились, и теперь пот бурным потоком лился с ее лба.

– Переверните ее, – сказал Хасс по-английски.

Двое мужчин, которые до сих пор не сказали ни слова, перевернули ее на бок спиной к Хассу. Она не почувствовала укола. Но эффект наступил почти что сразу. Мускулы ее тела расслабились. Боль наконец оставила ее в покое. Первый раз с тех пор, как она проснулась, она не испытывала боли.