И тихо добавила:

– Смогла бы. Тогда смогла бы.

– И смогла бы жить с этим?

Лана промолчала.

Несколько минут они шли молча. Лана вновь почувствовала, что дрожит, но не совсем понимала, от чего: то ли от ночной прохлады, то ли от воспоминаний о том дне, когда она поняла, что желает смерти своему отцу.

Денис, в два глотка допив пиво, бросил пустую бутылку в урну и заговорил, не поднимая головы:

– Помнишь, ты меня спросила про моих родителей? Ну, тогда, когда мы пытались открыть… – он замолчал.

– Угу, – произнесла Лана, стараясь, чтобы голос не выдал волнение.

Денис намеревался поделиться чем-то сокровенным, чем-то, что он долгое время хранил в себе, и спугнуть его откровение было бы непростительной глупостью. И еще ей показалось, что Денис замолчал не из-за того, что не нашел слов. Он заставил себя замолчать, прежде чем слово «письмо», а быть может, и «письмо Анкудинова», сорвалось с его губ. Он не хотел произносить ни слова про Константина Андреевича, ведь тот предупредил, что Лана тоже несет ответственность за его действия. Денис защищал ее.

– Мои родители – нормальные. Их уважают, их ставят в пример. Не алкаши и не какие-нибудь злыдни, терроризирующие семью. – Он мельком глянул на Лану и вновь уставился на свою обувь. – Нет. Образцовые соседи, законопослушные граждане. У них лишь один недостаток – они не любят своего сына. У меня был младший брат Леша. Вот он-то и получал все внимание – и за себя и за меня.

Лана мысленно отметила, что Денис говорил о брате в прошедшем времени. «История будет печальной», – мысленно констатировала она.

– Представь, каково это, когда есть два ребенка, один получает все, а второй – хрен с маслом. У Леши появлялось все, о чем он просил: игрушки, сладости. Внимание и поддержка, в конце концов. А для меня всегда находили убедительные и педагогически обоснованные нравоучения. А я старался, рвал жопу, чтобы заслужить похвалу от отца.

Они остановились возле светофора, ожидая разрешающего сигнала. Лана, чуть повернув голову, украдкой посмотрела на Дениса. Красный свет светофора падал на кожу, придавая лицу зловещий вид. На секунду Лана представила, что это отблески адского пламени, в котором отбывают свой бессрочный срок грешники. Ей стало не по себе от этой картины, и она с облегчением выдохнула, когда красный свет погас, уступив место зеленому.

– Пойдем, – проговорила она, и Денис двинулся вперед, даже не посмотрев на светофор.

В который раз Лана удивилась, насколько быстро люди подчиняются ее воле. Но почему-то этот дар больше походил на проклятие. Ей так хотелось сбросить с себя сейчас весь этот груз и просто стать слабой. Чтобы за нее разобрались с этой бесовщиной: с Анку, с письмами, с жертвами. Но чуда не происходило, а это значило, что разгребать дерьмо в этих авгиевых конюшнях придется именно ей.