Но едва он протянул руку к двери, как его тихо окликнула миссис Дельфино, жившая несколькими этажами выше; по ее ragazzo, ragazzo[22] он узнал, кто его зовет, еще до того, как отступил назад и увидел, что она машет ему. Движение правой руки, явно означавшее «иди сюда», игнорировать было невозможно. Тани пошел к лифту и поехал наверх. Миссис Дельфино уже ждала его.

– Ты пришел за мамой, да? – спросила она. А когда он кивнул, сказала: – Она уехала из Мейвилл-Эстейт с черным мужчиной, очень высоким.

Миссис Дельфино возвращалась с рынка на Ридли-роуд, когда увидела их, сообщила она Тани. Но шли они не из квартиры Банколе. По мнению миссис Дельфино, они шли из какого-то другого здания в этом квартале. Она выглядела очень плохо, сказала миссис Дельфино, но через секунду поправила себя:

– Она выглядела очень плохо, да? Как будто ее кто-то побил, а черный мужчина помогал ей идти. Она опиралась на его braccio, – миссис Дельфино указала на руку Тони, – и он посадил ее в машину и увез.

– Как он выглядел, этот парень? – спросил Тани.

– Очень высокий, – повторила она. – Черный. В костюме. А его лицо… Я запомнила… а на лице у него был… такой большой шрам с одной стороны. Кто-то порезал его ножом…

Тани хватило и этих подробностей. Коп, который уже приходил сюда. Он поблагодарил миссис Дельфино, а она потрепала его по щеке.

– Ты хороший мальчик, любишь свою маму… Все будет хорошо, когда любишь маму.

Тани хотелось в это верить, но он дошел до состояния, когда стал думать, что любовь ни к чему хорошему не приводит. Он вызвал лифт и поехал вниз, в свою квартиру. Дверь оказала не заперта. Тани распахнул ее и оглядел открывшуюся перед ним картину.

После его ухода по квартире словно прошелся ураган, разгромивший кухню и столовую. Похоже, там не осталось ни одной целой тарелки или стакана. Плита была покрыта вмятинами. Чугунная сковорода, которой были сделаны эти вмятины, валялась на полу. На разбросанных кастрюлях и сковородках лежали листы, вырванные из кулинарных книг матери.

В гостиной экран телевизора был расколот, перед ним на боку валялся маленький столик. Две лампы сломаны, три тюрбана разорваны в клочья. Посреди всего этого хаоса Тани увидел мобильный телефон матери. Он поднял его и сунул в карман.

Тани думал, что знает, где лежат паспорта, потому что отец держал запертую несгораемую шкатулку под кроватью, на которой спали они с Монифой. Рядом с запертой шкатулкой лежало несколько пластиковых коробок с теплой одеждой Монифы. Тани решил, что заберет коробки вместе с паспортами, чтобы у матери – когда он наконец ее найдет – не было желания возвращаться в Мейвилл-Эстейт.