Поединок окончен. Судья поднимает руку Бёрье до самого неба. Комментатор что-то говорит о «шведском чуде».

Ниркин-Юсси улыбается. Из кухни возвращаются женщины. Сису-Сикке стоит у телевизора бледный как полотно. В тот вечер он почти ничего больше не говорил и рано лег спать.

Когда Ниркин-Юсси проснулся посреди ночи, Сису-Сикке рядом не было. Часы показывали двадцать минут третьего. Юсси натянул штаны и вышел в осеннюю ночь.

– Сикке! – негромко позвал он.

Хлев стоял открытый. Юсси подумал было вернуться и надеть ботинки, но беспокойство было слишком велико. Оно заставило его быстро забыть и о босых ногах, и о холодной земле.

Сису-Сикке был там. Он перевернул пластмассовую бадью и сидел в коровьем отсеке, рядом с Оменой. Коровы жевали. Поздно вечером им дали сена, чтобы не подняли рев посреди ночи. Сису-Сикке прислонился лбом к боку Омены и не ответил, когда Юсси его позвал.

Юсси понимал, что Сикке лучше побыть одному. Омена не сделает ему ничего плохого, может, даже подлечит. Юсси взял охапку сена, высыпал на пол и устроился возле телят. Из этого угла он мог различать силуэт Сикке в темноте. Коровы жевали, и их теплое дыхание постепенно убаюкало Юсси.

Последней его мыслью было, что Сикке ничего не угрожает и что Омена о нем позаботится. Но, проснувшись, Юсси не обнаружил Сикке в хлеву. Он поднялся. Тело затекло и окоченело, потому что Юсси уснул на бетонном полу в сидячем положении. Он размял затылок и поспешил в большую комнату.

Сису-Сикке спал на раздвижном диване. Позже, той же осенью, Ниркин-Юсси заметил, что его друг изменился. Как боксер Сикке одинаково хорошо владел и правой, и левой рукой. И это было очень кстати, когда приходилось тренировать левшей. Но после финала в Мюнхене он раз и навсегда стал правшой.

Они никогда не говорили об этом. Даже и тридцать лет спустя, когда Сикке, после первого инсульта, приходилось заново учиться самым простым вещам. Левая сторона полностью отказала, и Сикке страшно ругался, пытаясь застегнуть пуговицы на рубашке одной правой рукой. Он перестал есть на завтрак бутерброды, потому что не мог нарезать сыр. А его проклятия во время завязывания шнурков или открывания бутылок могли бы напугать и пьяного кучера. Хорошо, если рядом оказывался Ниркин-Юсси…

– Так почему ты не хочешь пригласить Бёрье? – Ниркин налил чашку кофе и себе тоже. – Злишься на него за что-то? Послушай, тебе все-таки нужно что-нибудь съесть.

– Ммм… ннн…

Сису-Сикке, продолжая мотать головой, вдруг оттолкнул столик на колесиках со своим завтраком. Один из внучатых племянников Сикке сделал ему дощечку с буквами и палочкой-указкой на шнуре. Сису-Сикке положил дощечку на стол и, указывая на буквы палочкой, стал набирать для Юсси сообщение.