2.

Скаргин спрятал в папку заключение, запер сейф и вышел в коридор.

В ярких лучах солнца, падающий сквозь открытое окно на лестницу, плясали пылинки. Прямоугольник света, изломанный ступенями, уходил круто вниз и почти доставал пола первого этажа. Скаргин медленно спустился, наблюдая, как его собственная тень, неестественно вытянутая и тоже изломанная, удлиняясь, рывками движется к границе освещенного пространства.

Пройдя мимо стеклянной перегородки, за которой, точно в аквариуме, сидел у пульта связи дежурный лейтенант, Скаргин направился в правое крыло здания, где помещался уголовный розыск.

В кабинете, кроме инспектора Логвинова, находились еще два парня. Один, лет двадцати пяти, тридцати, аккуратно подстриженный, в сером, отлично сшитом костюме и перекинутом через колено белом плаще, непринужденно откинувшись на спинку стула, периодически поправлял воротничок рубашки и искоса, с интересом поглядывал на инспектора. Другой — совсем еще мальчишка, с огромным шаром мелко вьющихся рыжих волос, — густо краснея, канючил:

— Я все понял. Честное слово, понял. Только в школу не сообщайте. У нас директрисса — зверь… Вот увидите, я никогда больше не буду! Вы же мне всю биографию перечеркнете…

Логвинов заметил вошедшего в кабинет Скаргина и встал.

— Продолжайте, — сказал Скаргин, прошел в глубь комнаты и уселся на свободный стул.

— Ну, теперь вы, Максимов, расскажите, где и за что вас задержали, — предложил Логвинов тому, что постарше.

Максимов сделал неопределенный жест:

— Чистая случайность. От нее, как говорится, никто не застрахован. — Он закинул ногу за ногу, поправил плащ. — По-моему, вы совершаете ошибку. И сами это понимаете, только не хотите признаться…

— Пожалуйста, по-существу, — попросил Логвинов.

— А по-существу ерунда какая-то. Брюки оказались мне малы, и я хотел их продать, только и всего. Не вижу в этом никакого криминала.

— Для этого существуют комиссионные магазины, — заметил инспектор.

— А комиссионный сбор?! — возразил Максимов. — Зачем же мне терять?

— И много бы вы потеряли на комиссии?

— А хоть и рубль, какое это имеет значение? Я решил продать — это мое законное право.

Максимов улыбнулся — происходящее его явно не беспокоило, пожалуй, даже забавляло — он чувствовал себя в полной безопасности.

— Хорошо, рассказывайте вы, — обратился Логвинов к рыжему который, в отличие от Максимова, воспринимал случившееся всерьез.

Он провел рукой по жестким, как проволока, волосам и, растягивая каждое слово, чуть гнусавя, заговорил: