«Она хотела упасть под поравнявшийся с ней серединою первый вагон. Но красный мешочек, который она стала снимать с руки, задержал ее, и было уже поздно: середина миновала ее. Надо было ждать следующего вагона. Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда, купаясь, готовилась войти в воду, охватило ее, и она перекрестилась. Привычный жест крестного знамения вызвал в душе ее целый ряд девичьих и детских воспоминаний, и вдруг мрак, покрывавший для нее все, разорвался, и жизнь предстала ей на мгновение со всеми ее светлыми прошедшими радостями. Но она не спускала глаз с колес подходящего второго вагона. И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена. И в то же мгновение она ужаснулась тому, что делала. „Где я? Что я делаю? Зачем?“ Она хотела подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову и потащило за спину. „Господи, прости мне все!“ – проговорила она, чувствуя невозможность борьбы. Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом. И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».
Мистер Бергер дважды прочитал эти строки, а затем откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Все совпадало вплоть до таких деталей, как красный мешочек, который, подобно Анне, отшвырнула в сторону женщина перед гибелью. Движения ее тоже были чрезвычайно похожи: она вжала голову в плечи и протянула руки, словно ее ждала крестная му́ка, а не мгновенная смерть под чугунными колесами. Даже сам мистер Бергер невольно выражал свои воспоминания о происшествии совершенно теми же словами.
– Боже мой, – прошептал он, обращаясь к почтительно слушавшим его книгам, – вероятно, инспектор прав, и я в самом деле слишком много времени проводил в компании одних лишь романов.
Какое еще можно придумать оправдание человеку, вообразившему, что увидел кульминационную сцену из «Анны Карениной», заново разыгранную на железнодорожной линии Эксетер – Плимут?
Мистер Бергер положил книгу на подлокотник кресла и направился в кухню. В какой-то момент он почувствовал мимолетное желание снова выпить бренди, но, припомнив последствия прошлого опыта, отдал предпочтение привычному чаю. Он сидел за кухонным столом и пил одну чашку за другой, пока не осушил целый чайник. Мистер Бергер не решался вернуться к чтению и не пытался отвлечься кроссвордом в «Таймс», что так и остался с утра неразгаданным. Просто смотрел на облака и слушал пение птиц, раздумывая о том, не сходит ли он понемногу с ума.