— Нет, не припомню.

— Ни разу? Никогда не говорил, что ему незачем жить? Что он лишь бремя для вас и для других? Не жаловался на ощущение загнанности или невыносимую боль?

Она покачала головой.

— Может быть, он прощался со своими близкими? Раздаривал особо ценные вещи?

— Нет. Иногда он был словно опустошен. А порой страшно агрессивен. Он то игнорировал мое присутствие, то вел себя с крайним раздражением. В общем, как я уже сказала, на него фатально повлиял случай на фуникулере. Но что касается мыслей о самоубийстве — это вряд ли.

— Госпожа Татибана, что вы думаете о самоубийстве вашего бывшего мужа?

— Что за странный вопрос? Конечно, это ужасно. Но какое это имеет к нам отношение?

— Хорошо, я перефразирую. Его прыжок с Радужного моста вписывается в его линию поведения?

Юми прикусила губу.

— Я давно его не видела…

Она передернула плечами и поднесла к губам чашку, не осознавая, что чай уже допит.

Тут у Иваты зазвонил мобильный.

— Прошу прощения.

Он отошел в другой конец балкона. От залива, раскинувшегося внизу, поднимался прохладный бриз. Далекие облака озаряли немые молнии.

— Да, Хатанака.

— Коко ла Круа только что вошел в клуб «Эклипс». Мне пойти за ним?

— Нет. Стой у выхода и смотри, чтобы он не сбежал. Буду через пятнадцать минут.

* * *

На улицу Догендзака обрушился ливень. Ива-та мчался мимо питейных забегаловок и отелей на час — дешевых китайских заведений в стиле парижских борделей и вавилонских гаремов. Красные фонари раскачивались на ветру, замызганные стены пестрели граффити, яркая светящаяся вывеска гласила:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! НОМЕР НА ВРЕМЯ 4000 ИЕН — НОЧЬ 6000 ИЕН