Из-за отдачи лапы бобра на секунду дрогнули, но затем стали твёрдыми, как никогда прежде. Волчара лишь сипло выдохнул и пал наземь.
Зубова разрывал адреналин; хвост-лопата ошалело стучал по земле. Ему захотелось подойти ближе, чтобы рассмотреть, действительно ли он убил эту мразь.
Но Когтин остановил бобра, положив лапу на его хлипкое плечо:
А дочку его и жену отпустить надо. Надо отпустить сегодня же, — с щемящей болью в груди подумал Когтин. Затем подошёл к мёртвому зверю, перевернул на спину, снял с него наручники и сказал, глядя в мёртвые волчьи глаза:
А Шариков всё мучался. И долго ещё, долго молодой капитан будет об этом думать — он это понимал. Нескоро отпустит его Зверск. И Звероед. И каждое утро будет просыпаться он с тревожным ожиданием очередной жертвы этого душегуба здесь или в другом таком же маленьком городке.
Впрочем, это ладно. Ласка завела двигатель и, медленно двигаясь по ухабистой дороге, протянула Шарикову три пачки:
Шариков отстранённо глянул на пачки:
Ласка: