Светлый фон
— Душа. Она сидела на ладони, а потом вдруг улетела прочь. Раз и нету. Почему вокруг пусто? И темно? Почему темно?

— Ночь, поэтому темно. Ночью всегда темно, ты же помнишь?

— Ночь, поэтому темно. Ночью всегда темно, ты же помнишь?

Натали спрятала ладошки под одеяло, словно боялась замерзнуть.

Натали спрятала ладошки под одеяло, словно боялась замерзнуть.

— Николай, ты не должен сердить Олега. — Серьезно произнесла она. — Он расстроится, если узнает правду, не говори ему, хорошо?

— Николай, ты не должен сердить Олега. — Серьезно произнесла она. — Он расстроится, если узнает правду, не говори ему, хорошо?

— Не скажу.

— Не скажу.

— Почему ты приходишь так редко? Вы совсем меня забыли. Вы к ней, вы все к ней ушли, а меня забыли. Я же не хотела… — Ресницы задрожали, и по снежно-белой щеке скатилась первая слеза. Аполлон Бенедиктович привычно смахнул ее пальцем и столь же привычно удивился, насколько неживая, холодная кожа у Натали.

— Почему ты приходишь так редко? Вы совсем меня забыли. Вы к ней, вы все к ней ушли, а меня забыли. Я же не хотела… — Ресницы задрожали, и по снежно-белой щеке скатилась первая слеза. Аполлон Бенедиктович привычно смахнул ее пальцем и столь же привычно удивился, насколько неживая, холодная кожа у Натали.

— Вы же знаете, что я не хотела, вы же простите меня, верно? Скажи, что простите?

— Вы же знаете, что я не хотела, вы же простите меня, верно? Скажи, что простите?

Палевич обнял супругу. Он был готов простить ей все, но как сказать, как донести это до ее разума, выстроившего свой собственный мир. Возможно, следовало прислушаться к советам врачей и отдать Наталью в клинику. Сейчас много клиник, где лечат душевные расстройства, но Аполлону Бенедиктовичу подобный выход казался предательством. Одна Диана его понимала, спасибо ей за то, что не уехала тогда, после смерти Охимчика. Впрочем, Палевич прекрасно понимал, что ей попросту было некуда ехать, и на место компаньонки Натальи согласилась она от безвыходности.

Палевич обнял супругу. Он был готов простить ей все, но как сказать, как донести это до ее разума, выстроившего свой собственный мир. Возможно, следовало прислушаться к советам врачей и отдать Наталью в клинику. Сейчас много клиник, где лечат душевные расстройства, но Аполлону Бенедиктовичу подобный выход казался предательством. Одна Диана его понимала, спасибо ей за то, что не уехала тогда, после смерти Охимчика. Впрочем, Палевич прекрасно понимал, что ей попросту было некуда ехать, и на место компаньонки Натальи согласилась она от безвыходности.